Майк Резник - Вдоводел

исхудалого мужчину, обезображенного вирусным кожным заболеванием. На его лице просвечивали острые скулы, костяшки пальцев словно торчали наружу, а там, где кожа еще покрывала плоть, она скукожилась и пошла трещинами.

Мужчина в сером с отвращением отвернулся, но затем вновь заставил себя посмотреть на тело. Он ожидал, что его окатит запахом гниющего мяса, однако воздух остался чистым и свежим.

Наконец веки лежащего дрогнули раз, другой и медленно поползли вверх, открыв водянисто-голубые, практически, бесцветные глаза. Больной с минуту разглядывал своих гостей, потом нахмурился.

— Куда подевался Акоста? — просипел он.

— Кто такой Акоста? — спросил мужчина в сером.

— Мой врач. Он с минуту как отошел.

— Ах, вот вы о ком, — улыбнулся мужчина в белом. — Доктор Акоста уже восемьдесят лет как умер. Вы проспали сто семь лет, мистер Найтхаук.

На лице больного отразилось недоумение.

— Сто…

— …семь лет. Я — доктор Джилберт Эган.

— И какой нынче год?

— Пять тысяч сто первый галактической эры. Помочь вам сесть?

— Да.

Эган приподнял хрупкое тело, но как только он убрал руки, Найтхаук завалился набок.

— Мы попробуем еще раз, когда у вас прибавится сил, — пообещал доктор, укладывая старика в «гроб». — Вы очень долго спали. Как самочувствие?

— Голоден как волк.

— Это естественно. — Эган улыбнулся. — Все-таки вы не ели уже больше века. И хотя обмен веществ нам существенно замедлили, ваш желудок пуст уже десять лет. — Эган приставил трубку к левой руке Найтхаука. — К сожалению, есть вы не можете, но это устройство снабдит вас всем необходимым.

— Я бы предпочел поесть, — пробормотал Найтхаук, — раз уж меня излечили. — Он помолчал. — Сто семь лет. Чертовски долго, однако.

Во взгляде Эгана, брошенном на исхудалого, обезображенного болезнью мужчину, читалось сочувствие.

— К сожалению, способ излечения эплазии еще не найден.

Найтхаук внимательно посмотрел на доктора, и тут Эган порадовался, что пациент не вооружен и далек от лучшей формы.

— Я оставил достаточно четкие инструкции, запрещающие будить меня до того, как эплазию вычеркнут из списка неизлечимых заболеваний.

— Ситуация изменилась, мистер Найтхаук. — Мужчина в сером выступил вперед.

— А ты кто такой?

— Меня зовут Марк Диннисен. Я — ваш адвокат.

Найтхаук вновь нахмурился.

— Мой адвокат?

Диннисен кивнул.

— Я — старший партнер юридической фирмы «Хаббс, Уилкинсон, Рейт и Химинес».

— Рейт, — кивнул Найтхаук. — Он — мой адвокат.

— Моррис Рейт стал компаньоном фирмы «Хаббс и Уилкинсон» незадолго до своей смерти в пять тысяч двенадцатом году. Его правнук работал у нас до прошлого года, пока не вышел на пенсию.

— Понятно. Вы — мой адвокат. Почему вы решили, что меня надо будить?

— Мне, право, неловко… — замялся Диннисен.

— Выкладывайте.

— Приняв решение погрузиться в Глубокий Сон, вы передали нам в управление ваш инвестиционный портфель…

— Не портфель, — поправил его Найтхаук. — Шесть с половиной миллионов кредиток.

— Совершенно верно. С тем, чтобы мы инвестировали эти деньги и обеспечивали оплату услуг клиники, в которой вы пребываете, до открытия способа излечения вашей болезни.

— И вам потребовались сто семь лет, чтобы потерять все мои сбережения?

— Как можно! — с жаром воскликнул Диннисен. — Ваши деньги в целости и сохранности и более ста лет приносят доход в девять и тридцать две сотых процента годовых. Если желаете, я готов предоставить цифры.

Найтхаук мигнул и недоуменно уставился на адвоката.

— Если я не разорен, а моя болезнь по-прежнему неизлечима, какого черта вы разбудили меня?

— Ваш доход составляет примерно шестьсот тысяч кредиток в год. К сожалению, инфляционная спираль Делуроса VIII привела к тому, что клиника определила свои годовые расходы в один миллион кредиток. Если покрывать разницу за счет основного капитала, через десять лет от него ничего не останется. И нет никаких гарантий, что за это время врачи научатся излечивать эплазию.

— Вы пришли сказать, что меня выбрасывают отсюда? — спросил Найтхаук.

— Нет.

— Тогда зачем?

— Мне необходимо ваше решение, — ответил Диннисен, не отрывая глаз от изуродованного лица. — Если бы его мог принять кто-то еще, я бы никогда не посмел разбудить вас, пока…

— Пока я окончательно не разорюсь, — сухо заключил Найтхаук. — Ладно, продолжайте.

— Мы… то есть, ваши адвокаты… получили в высшей степени --">