Михаил Сергеевич Ахманов (Нахмансон) - Путь на юг

секунд. Одинцову с ним познакомиться не довелось; еще до того, как он появился в Баргузине, капитана схоронили на маленьком кладбище за стартовым комплексом.

Одинцов смотрел, как Ртищев и Манжула повторяют прием. Десять раз, двадцать, тридцать… Ртищев да еще, пожалуй, Вася Шостак из третьей группы были его любимыми учениками, хотя в подобных выражениях он никогда о них не думал, и слово «любимый» как-то само собой заменялось на «перспективный». Чего Одинцов был лишен, так это сентиментальности. Четверть века в десанте, спецназе ГРУ и Управлении внешней разведки сентиментальность вышибли начисто, вместе с другими иллюзиями – такими, к примеру, как обеспеченная старость или радости семейной жизни. Дважды он был женат, но не дождался ни счастья, ни наследников, как, впрочем, и достойной пенсии. Если бы не Шахов… Полковник нахмурился, но додумал мысль до конца: если бы не Шахов, пришлось бы сейчас соображать, сколько на хлеб, а сколько на лекарства. От дум таких с катушек съедешь… Многие и съехали, прямо в Полночь, что Одинцову казалось трусостью. Он был человеком отчаянным, но не способным на самоубийство, считавшим его позорным прогрышем.

Прикрикнув на бойцов, чтобы двигались поживее, он поднял голову. На смотровой галерее кто-то стоял; темная плотная фигура тонула в полумраке, потом мужчина наклонился над перилами, сверкнули золоченый погон, пуговицы форменной тужурки, и Одинцов отвел взгляд. Шахов, его благодетель… Сергей Борисович Шахов, генерал-лейтенант, начальник Проекта и бывший сослуживец по ГРУ… Большой удачник! Одинцов, уж так вышло, топтался в местах отдаленных и неприятных: то в ангольских болотах, то в афганских горах, а сослуживец прочно сидел в Москве, пока не высидел должность куратора спецразработок. Тут его карьера быстро пошла вверх, плечи украсились генеральскими звездами, штаны – лампасами, а грудь – орденами, хотя психотронное оружие, квантовый аннигилятор и все остальное, что обещали ученые мужи, было – и оставалось – розовой мечтой. Пожалуй, все, кроме Проекта, но он военного значения не имел.

Одинцов снова взглянул на галерею, но Шахова там уже не оказалось. Проверка?.. – мелькнула мысль. Так ли, иначе, визит непонятный; обычно начальник его вниманием не баловал, хотя в неофициальной обстановке были они на «ты» и звали друг друга по-прежнему, Борисыч и Удин. Никаких проверок Шахов ему не устраивал, зная, что старый конь борозды не испортит.

Одинцов и в самом деле был опытнее всех инструкторов и порядком старше, хотя исполнилось ему всего лишь сорок семь. Для кого-то – возраст расцвета и зрелости, а для него – прозябания и грядущих недугов. Не зря считают на войне год за два… А повоевать ему пришлось немало.

* * *

Шахов, возвращаясь в свой кабинет, думал о том же. Вернее, взвешивал опыт и годы своего сослуживца Георгия Леонидовича Одинцова, 1953 года рождения, полковника в отставке, кавалера ордена Славы, ордена Красного Знамени, медалей «За отвагу», «За боевые заслуги», а также десятка наград происхождения зарубежного, полученных на всех континентах Земли, за исключением Австралии. И, конечно, Антарктиды, где в минувший век боевые действия не велись из-за глобального оледенения. Опыт впечатлял, ибо на долю Одинцова выпало всякое: в ранге военного советника водил он в сражение полки и партизанские отряды, командовал диверсионными группами, владел любым оружием от ножа и лука до снайперской винтовки и отличался поразительной живучестью – факт, проверенный в Афганистане, Иране, Сомали и прочих Босниях и Анголах, включая Никарагуа. Это с одной стороны, а с другой – укатали сивку крутые горки. Иными словами, здоровье у Одинцова было совсем никуда. Великолепный спец по выживанию, но для нагрузок, какие бывают в Проекте, староват… Он представлялся Шахову монетой, позеленевшей с орла и блестящей с решки; может, метнуть ее и поглядеть, что выпадет?.. Правда, у монеты две стороны, а в генеральских мыслях присутствовала третья – уж очень не хотелось, чтобы Проект прихлопнули. Вместе с ним, генералом Шаховым.

Привычно кивая сотрудникам научного отдела, он неторопливо шагал по коридору, пока не добрался до перехода в жилой корпус и лестницы, ведущей на административный этаж. Здесь, у фаянсовой урны, перекуривали двое физиков, Лейбель и Козаченко, люди гражданские, но при виде генерала вставшие во фрунт. Козаченко, служивший когда-то в осназе, бросил сигарету и лихо щелкнул каблуками; --">