Виталий Иванович Храмов - Сегодня – позавчера. Испытание огнем

скатывался мир в моей истории, а неоантичность с абсолютно отмороженными полубогами и миллиардами рабов. Третьего, среднего класса не было, как не было и НТП. Ни космоса, ни лазеров, ни компьютеров, ни реактивных самолётов. Один сплошной менеджмент.

Что делать с этим? Мне казалось, что я знал решение. Я-два рассказал, что во время боёв за Москву в результате предательского заговора был убит Берия, и все курируемые им проекты – оружейные, атомные, разведывательные и контрреволюционные, были похерены. Развитие оружия споткнулось, атом опоздал и не спас страны, разведка не смогла предугадать действий противника, с заговорами справиться стало некому. Сталин «заболел» и «ушёл», страна рассыпалась, попала в рабство даже не к «полубогам», а в рабство к немецкоязычным рабам.

Все эти все сведения мой аморальный, доведённый жизнью до скотского состояния двойник записал на листы бумаги. Я решил довести этого попаданца с его сведениями до своих и передать Берии в надежде, что легендарный Лаврентий Павлович сумеет грамотно распорядиться этим подарком, хотя бы не даст тупо застрелить себя в спину. Я-два смотрел амерский фильм о «героях», сумевших казнить палача «пятьсот-мильонов-невинно-убиенных», а потом ещё и читал запрещённую книгу сорок шестого года издания с материалами следствия. Так что у нас были фамилии заговорщиков, их высоких покровителей и структура их организации.

Но при прорыве линии обороны врага я-два был смертельно ранен, и я лично добил его, а потом и сам был убит.

Опять «котлета»

Когда я очнулся в следующий раз, застонал. Кто-то вскрикнул и убежал. Я ничего не видел – на глазах были повязки. Я лежал. Связанный.

– Он меня слышит?

– Он пришёл в себя.

– Старшина Кузьмин, я начальник особого отдела дивизии капитан Паромонев. Вы меня слышите?

– Угу, – ответил я ему, закашлял и тут же застонал. Боль! Вся, блин, моя жизнь в этом времени – постоянная боль!

– Где ваши пленники? Где записи? Куда делись ваши спутники?

Ага! Значит, ни Кадета, ни записей они не нашли? Уже хорошо. Леший говорил, что Кадет был жив. На этой стороне был жив. Леший его проводил. Это кто же с ним остался? Бородач, Финн и девчонка? Это надёжные, тёртые мужики. Они знают цену тому, что несут. И гарантированно ни в одной из обойм подковерных партий не состоят. Только бы дошли!

– Никто не выжил. Ничего я не смог! Пристрелите же меня! Чего мучаете! Мля! Больно-то как! Всё пропало! Всех я потерял! И записи погибли! Доктор! Сделайте что-нибудь или пристрелите!

Вот такую истерику я закатил. Хотя она была искренней. Мне и правда так больно, что жить не хочется. Тем более что всё от меня зависящее я сделал. Больше ничем помочь не могу.

Если Кадет дойдёт, если Парфирыч окажется тем, кого я в нём увидел, если Берия поверит, если сумеет… Слишком много «если». Но от меня больше ничего не зависело. Я больше никак ни на что не мог повлиять. Можно и помереть со спокойной душой.

– Доктор, какие шансы? – услышал я вопрос Паромонева.

– Никаких. Любая из его травм могла его прикончить. Большая кровопотеря, начавшаяся гангрена старых ранений – он уже был ранен и не один раз. А с медикаментами сами знаете, какое положение. Я не знаю, чем тут помочь.

– Сделайте, что возможно. Он должен ответить мне. За всё, что натворил.

– Да пошли вы нах! – прохрипел я. Мне было глубоко плевать на них. Вдруг всё показалось таким мелким, незначительным, несерьёзным до смешного. Какая мне разница? Какое мне дело до какого-то Паромонева с его предъявами? Я уже не в его власти, я одной ногой не в этом мире. Я почти в вечности. Единственное, что удерживало от падения в вечное ничто – боль. Боль такая, что я взвыл:

– Господи! Избавь меня от страдания! Дай избавления! Дай умереть!

Но Он оказался глух к моим мольбам. И я продолжал мучиться. Видимо, мой долг не исполнен. Но что я могу ещё-то? Хотя Ему виднее. Ну что ж, Христос терпел и нам велел. Посмотрим.

В этом состоянии безумия от боли, в состоянии полусмерти, ко мне стали приходить странные сны. Однажды, проваливаясь в обморок, одной ногой в могиле, вот что я увидел.

Судьба Голума

(наше время)

Шея моя затекла, от этого я проснулся. Оказалось, уснул я за столом, положив голову на руки, отчего те затекли и онемели. Я сел, кресло скрипнуло. Задел мышь, и экран компьютера зажёгся, выходя из спящего режима. С экрана на меня смотрел Excel с открытым табелем моей бригады. И, как часто во сне бывает, даже нигде не --">