Юрий Мишин - Солдат

тут болтаемся, но думаю, что сейчас июнь, а может и июль, жарко уж больно.

Если и правда уже второй месяц лета, то фрицы сейчас будут жать нас за Дон и сразу двинут к Волге. Если раньше не хлопнут, значит, могу встретить своего деда в городе на Волге. Шучу, конечно, где я тут его встречу. Да и в госпиталь он попадет скоро, с первым ранением. А меня, наверное, с остатками роты, в которую я «попал», отправят на переформирование. Ну, это в идеале, конечно, скорее просто вольют в какую-нибудь часть, да и все. Возница сказал, что от роты осталось двенадцать человек. Теперь вот еще и оставшихся командиров выбило.

Так, рассуждая, я бродил среди убитых под бомбежкой. Пару раз рвало, даже не знаю и чем, ел-то последний раз, не знаю и когда. Блевал от вида растерзанных тел. После бомбежки вокруг одни фрагменты. От лейтехи вон одну изуродованную голову опознали с частью груди и левой рукой, где остальное – фиг его знает. Старшине вот повезло, целым похоронили, осколок в грудь, как санитар сказал: «Прямо в сердце, умер сразу».

Погибших похоронили по-человечески, в сторонке от полевой дороги. Разве что без гробов и сапогов. Отступали мы сборной солянкой, из трех разных частей были бойцы. Всего от бомбежки погибло восемнадцать человек, раненых куча, а таких как я, целых, всего трое. Нашел себе винтовку, патроны. Патроны были в подсумках на ремне, а сам ремень валялся просто на земле, чей он – неизвестно. Нашел сидор, в нем портянки, дойдем до воды, надо простирнуть. Фляжку ранее взял из кучи, что набралась после похорон павших. В сидоре был кисет, и в нем даже осталось немного табака. Каску взял, нашел неплохой перочинный ножик, вот в принципе и всё. Хотел еще наган взять, видно от лейтехи остался, так он с поврежденным стволом оказался. Вообще, такое впечатление было, что бомба прямо в командира попала, надо же так разорвать…

Ужас и страх царил в глазах этих голодных людей, что пережили сначала разгром на позициях, а теперь вынуждены дохнуть под бомбами. Брошены, именно брошены на произвол судьбы. Не пойдешь – дезертиром обзовут, придешь – трусом. Разговоры вокруг разные, я больше отмалчиваюсь, не больно хочется выдавать свое незнание реалий. Про людей говорю, а у самого наверняка такой же видок. Да, страшно, очень страшно, никогда не забуду ни трупы бойцов, ни звуки бомбежки. Не передать словами весь тот ужас, что царил вокруг. Понимаю, что скорее всего я еще нагляжусь на такое, а может, и похлеще что будет. Это еще хорошо, что сам-то целый, хоть и пришибленный.

Последний дождь был позавчера, а по полю мимо нас ветерок уже гонял пыльные шары. Ну, хоть грязища просохла, уже плюс. Пыль клубится под ногами, скрипит на зубах, голова чешется, да вообще все тело зудит. Да знаю я, что такое вши, знаю. Просто из двадцать первого века в эту грязь и антисанитарию, понятно, что война и все такое, естественно, привыкну, куда деваться-то. Но пока еще с трудом преодолеваю себя, заставляя вживаться в образ.

Портянки в стоптанных сапогах постоянно сбиваются, после трех остановок на перемотку, уже лень снова останавливаться, а все-таки надо, а то собью ноги, будет вообще жопа, идти-то еще хрен знает сколько.

Интересно было, когда при осмотре «своего» тела обнаружил, что оно здорово похоже на мое собственное, из той жизни. Глянул в красноармейскую книжку, увидел, что возраст почти совпадает, двадцать пять мне нынешнему. Нет только моих шрамов, ну и там, ниже пояса, но выше колен, немного другое. Памяти того, чье тело я занял, не обнаружил, будут еще с этим проблемы. В реалиях этого времени я ни бум-бум. Одно дело читать про эти времена, совсем другое здесь находиться. У местных в подкорку вбита приверженность курсу партии, а у меня что? Ладно, фиг с ним, надоело «гонять», будем жить, а как, это второй вопрос.

Идти надоело до жути. По пути попадаются еще не опустевшие деревеньки, но жратвы нигде нет, люди сами последнюю брюкву доедают. Бредем как бараны, куда, сколько еще и зачем, неизвестно. Конечно, цель-то одна, немец к Волге идет, тормозить пора, но нас тут всего взвод. Да, а сколько сейчас таких взводов так же, как и мы, пробираются на соединение? Многие побросали свою амуницию, кто-то даже винтовки выбросил, я не влезал до поры, но когда началась первая истерика, пришлось зубы показать. Особо выделываться не стали, винтовка у меня у одного заряжена, как бы ни тяжело было, но я ее упорно тащу, чую, хлебнут лиха те, кто бросил оружие.

Подобранная мной после бомбежки --">