Мария Андреевна Стрелова - Нас больше нет

Пролог

Темнота. Она казалась вечной и кромешной. Открыть глаза, уставиться невидящим взглядом вверх. В этом чернильном мраке не существовало ничего. Вокруг царили темнота и тишина.

В напряженном безмолвии слышно было только дыхание, частое и напряженное. Гулкий ритм сердца – в такт бьющейся в голове мысли-слову.

«Марина. Ма-ри-на»

Кто это, что за слово, что за имя? Кого с таким упорством зовет мучительный внутренний голос?

Вспомнить. Только бы вспомнить. Удары сердца – один, два, три. Вдох-выдох.

«Марина».

Кто это? Это – я? Я – кто? Кто – я?

Осмысленный вопрос заставил шире открыть глаза, уставившись в черное ничто.

– Кто я? – голос был странным, чужим. Он напоминал вздох умирающего старика и крик младенца одновременно. От этого страшного шепота судорогой свело внутренности.

Темнота. Ничего. Ничего и никого. Хотелось повторить вопрос в полный голос, но было слишком жутко.

– Кто – я? – любопытство взяло верх над липким ужасом, пришедшим на смену неизвестности.

В темноте не разглядеть. Кто – я? Я – кто? Ма-ри-на. Отголосок прошлого, призрак, пришедший мучить кошмарными снами. Ма-ри-на. Я – Марина.

Вторая осознанная мысль заставила вздрогнуть. В левой руке мучительно заныло, закололо. Правая машинально потянулась к источнику боли. Нащупала приклеенный к сгибу локтя пластырь и резиновую трубку.

«Что это?»

Темнота молчит в ответ. Она живая и тяжелая, из кромешного мрака кто-то наблюдает, смотрит. Раз, два, три. Вдох-выдох. Кто здесь? Кто – я?

Закрыть глаза. Темнота расцвечивается огнями калейдоскопа, они мерцают и гонятся друг за другом. Мутит и голова кружится. А еще невыносимо хочется есть. И мучает одно-единственное навязчивое слово. Марина. Имя. Почему-то кажется важным не забыть его. Оно – путеводная нить. Оно приведет… К чему, куда?

Открыть глаза. Смотреть в темноту и мысленно повторять имя, как молитву.

Яркий рой огоньков на пару мгновений отступил, сменившись картинкой. Она была живой, яркой, будто рукой можно коснуться. Мужчина с перекошенным от ужаса лицом. Изможденный, больной, с рукой на перевязи. В застиранной футболке цвета хаки, бледный, как сама смерть. Его зрачки в неверном отблеске карманного фонарика отражают монстра, жуткого, искореженного неведомой силой.

«Марина! Ты – человек! Человек! Нет! Не надо! Нет!» – его крик срывается в жуткий вой. Но голос так похож на тот, что слышался в голове.

Ма-ри-на. Человек. Человек?

Память вернулась внезапно, воспоминания нахлынули разом, неумолимым потоком, лавиной несказанного, давно забытого. Они растоптали, придавили грузом страшного прошлого ту, чье имя нарушило бесконечную тишину.

Она уже не помнила, что кричала и что говорила, обвиняя мирозданье, вернувшее ей все, что так хотелось забыть, вычеркнуть навсегда. Голова раскалывалась от боли, перед глазами мелькали пятна, лица, сменяясь одно другим, мучили тенями прошлого, заставляли вспомнить все, каяться, плакать и просить прощения у тех, кого давно уже не существовало.

Крик, полный неслыханного страдания, отражался от стен и удваивался, и вновь отражался, а она все металась и рыдала, не слыша себя.

Острый луч больно резанул давно не видевшие света глаза. Чьи-то руки ее держали, не давали вырваться, потом на запястья холодом легли металлические обручи.

Голову разрывало воспоминаниями, образами, которых было слишком, слишком много. Тело конвульсивно дергалось, тонкую кожу царапал металл наручников, перед ослепшими глазами плясали блики.

– Держать в сознании! – донеслось откуда-то издалека. – Капельницу убрать, руки освободить!

– Нет, не хочу, нет! – кричал отчего-то знакомый голос.

Она почувствовала, как из вены легко выскользнула игла, холодные прикосновения наручников исчезли. Хлопнула дверь, и снова стало темно и тихо.

Вместе с этим ушли силы. Оставалось только забиться в угол и тихо всхлипывать, оплакивая саму себя.

Когда боль в глазах утихла, удалось разглядеть зыбкий огонек керосиновой лампы и темную фигуру в углу. Мрачные стены, выкрашенные в зеленый цвет, на одной из них – бурое пятно, слишком похожее на кровь. Узкая кровать посередине и тяжелая дверь с решеткой, закрытая снаружи.

Человек в углу не шевелился, стараясь даже дышать через раз. Ему было страшно, так же страшно, как тому, из воспоминаний. Животный, дикий ужас.