Ольга Аркадьевна Хожевец - Псих. Дилогия (СИ)

вырвется.

Через два месяца мы узнали, что Роман лежит в больнице на Кассидии. Диагноз - невроз, и вроде бы врачи клянутся, что это не ПСНА.

Конечно же, это была ПСНА. Правда, оттестировали болезнь в ранней стадии, и нам, можно сказать, повезло - овощем мой брат всё же не стал. Но и знакомым мне, прежним Романом быть перестал тоже.

Когда мой брат был здоров, мне частенько казалось, что я его ненавижу. Уверен, в этом не было зависти - хотя Роман во многом превосходил меня, и я всегда отчётливо это понимал. Высокий, красивый, вечно стремящийся играть первые роли во всем, он твёрдо знал, как правильно поступать в любой ситуации - и это меня восхищало. Но он считал, что изрядная разница в возрасте даёт ему право относиться ко мне с этакой отеческой снисходительностью, и вот именно этой снисходительности я и не мог ему простить. Помнится, иногда я нарочно доводил его до белого каления - я предпочитал, чтобы он лупил меня, лишь бы слезла с лица эта вечная его ухмылочка, казавшаяся мне презрительной.

В общем, мы никогда не были близки. Наверное, просто не успели - мешала все та же пресловутая разница в возрасте, а того времени, когда подобные мелочи нивелируются, отступая на второй план, брат не дождался - помешала уже болезнь. Я впервые понял, как мы были похожи, когда задумался над тем, что же держало его на этой работе, несмотря на риск сумасшествия. Я всё же полюбил его, но опоздал - понадобилась болезнь, чтобы до меня дошло, какой же я был дурак.

***

Нейродрайв выжил. Полностью его не запретили, хотя и сильно ограничили использование. Конечно, престижным делом он перестал быть раз и навсегда; нейродрайверам хорошо платили, охотно использовали в тех отраслях, где выигрыш от слияния превышал убыток для репутации, - и втихомолку воротили носы. Иногда использовали тайком, но это было небезопасно - за подобными жареными фактами активно охотилась свора журналистов. Потом все попритихло. Общее отношение ко всему связанному с нейродрайвом свелось к чему-то среднему между отвращением и отстранённостью, будто непричастность к проблеме утверждалась исключительно желанием её не замечать. Если вначале, на пике скандала, ребят с ПСНА представляли жертвами, то позже все проявления сочувствия как-то незаметно сошли на нет. Слишком неприятными были многократно растиражированные средствами массовой информации сцены; слишком откровенную брезгливость они вызывали.

Как-то вдруг оказалось, что в нейродрайверы шли сплошь лишь неудачники, неспособные добиться чего-либо в жизни методами обычными, пристойными, если хотите; они вот попытались смухлевать - и поплатились, кто ж в этом виноват? Так было проще. С лёгкой руки какого-то борзописца ко всем нейродрайверам надолго прилипла кличка "психи".

Возможно, так и скис бы потихоньку нейродрайв, скатившись на тормозах общественного мнения, оставшись лишь последней щелью для настоящих неудачников, если бы не грянули события, быстро отодвинувшие щепетильность на задний план.

Можете сходу назвать сферу человеческих интересов, в которых личностная безопасность ничего не стоит по сравнению с мгновенным выигрышем в скорости, маневренности, мощности, точности?

Правильно - это военная сфера.

Впрочем, тут я уже забегаю вперёд.

2.

Я обязан рассказать ещё об одном событии в своей жизни, неприятном настолько, что даже думать о нем мне приходится себя заставлять. Все мы не любим вспоминать о том, как предали нас, и ещё больше - о том, когда предавали сами; иногда мне кажется, что в нелепой той ситуации присутствовали оба вида предательства, а иногда - что это всего лишь плод распалённого воображения, и вовсе никто никого не предавал, а просто злая старуха жизнь сумела так столкнуть интересы близких людей, что куда не поверни - получалась сплошная гадость... Как бы там ни было, я до сих пор испытываю чувство вины, хотя чётко знаю, что переступить через себя не смог бы все равно. Есть у меня с детства такая поганая черта: я не приемлю давления на себя, отвечаю на него, как взведённая тугая пружина - даже если знаю, что оппонент мой по сути прав.

В тот год мне исполнилось шестнадцать. Война ещё не началась, хотя о растущей напряжённости на окраинах уже вещали все масс-медиа. Но это было как-то так - маловажно; даже люди знающие утверждали, что наше внимание попросту пытаются отвлечь от кризиса куда более серьёзного - экономического.

Роман вышел из --">