Анатолий Ключников - Рождение Клеста

пытался научить меня своему ремеслу, и я покорно что-то клепал по его указке. Но мои швы выходили кривыми, пропускающими воду. Увы, ничего более сложного, чем забить гвоздь, развести огонь и расплющить металл, у меня не получалось. Папа, глядя на мои художества, раздражённо называл меня лесной корягой. Жажды к работе мне это не прибавляло, но мы, слава Пресветлому, всё-таки оставались в тёплых, хоть и сдержанных отношениях до самой последней нашей встречи.

Мои родители всё-таки имели некоторый достаток, позволивший им отправить своих сыновей в школу. Учёба давалась мне не в пример легче, чем ремесленная работа, так как писать и считать — это наука нехитрая. Моя мама прямо-таки возмечтала пристроить меня к канцелярскому делу; отец тоже высказался «за», двумя руками: «Ты ж пойми, сынок, — внушали они мне, — сейчас наступают бумажные времена, и грамотный человек везде нужен. Нынче без бумажки даже в деревне никак и никуда. Пером ты запросто прокормишься: просители писарям деньжата отстёгивают только так! Тому письмо напиши, этому — прошение: там — копейка, и там — грошик. Что ж не жить-то? — в тепле и не в грязи. А мужики из деревень в благодарность таких уток и гусей приносят — дык поди же ты! Да разве мы о таком когда мечтать могли?! — мы-то свою денежку изнурительным трудом добываем!»

Однако, корпение над бумажками казалось мне такой утомительной мутью, что я никак не почувствовал его превосходства над работой моих родителей. Напишу я, скажем, школьное сочинение на пару листов, а в руке и груди такая зверская усталость, словно в каменоломне день отбатрачил. Сердце давит, и задыхаюсь. И вот так сидеть всю жизнь?!! — да пошло оно всё к Нечистому, со всеми курами и гусями вместе! Я рос ребёнком живым и подвижным, которому легче нашу речку переплыть туда-обратно два-три раза, чем написать два-три листа. И мемуары мои пишу не я сам, а моя старшая дочка Меленит: очень уж ей интересными мои рассказы показались. Хотя, что может быть интересного в том, что человек прошёл, можно сказать, почти все войны, а не стал ни маршалом, ни богатеем, хоть и воевал за деньги???

Как всё начиналось

В нашем городке есть старая школа боевых искусств. Она, пожалуй, даже старше меня будет. В первые годы её существования, когда войны ещё не охватили почти все пространства с цивилизованными государствами, перебивалась она, — вернее, её хозяин, — с хлеба на квас, как говорится.

Хозяин школы был, как вы понимаете, старым списанным воякой, служившим на южных, пустынных рубежах своей страны, где полгода стоит такая жара, что у человека северного язык вываливается, как у собаки, уже через полчаса пребывания на солнце. Нас годами терзал интерес: он был смуглый по природе своей, или его так там изжарило, до полного усыхания? Глаза он имел явно не «степные», а круглые, хоть и с прищуром, но рост и вес соответствовали больше дикому степняку, нежели жителю его страны.

Ходил этот уважаемый ветеран в белых штанах и рубахе, свободно на нём свисавших. Такого встретишь на улице и подумаешь: босяк-босяком; на ногах какие-то сандалии из кожаных ремешков, и рубаха без пуговиц. Усы пшеничного цвета, имеющие несколько чёрных волосков, свисают, как две верёвочки. Голова выбрита до зеркального блеска, а на лбу тряпица какая-то, с ненашенскими письменами. И только пояс внушал определённое уважение: военный, широкий, с бронзовой начищенной застёжкой, с кармашками для метательных ножей и прицепленным ножом, явно познавшим вкус крови, в деревянном чехле с медной инкрустацией. Когда он шёл по улице, флегматично прищурив глаза, все наши записные забияки прятались по глухим лопухам и прикидывались забытой ветошью, а примерные обыватели почтительно раскланивались. Городская стража старательно не замечала этот ходячий арсенал оружия.

Говорил хозяин школы с забавным акцентом; его знаменитые усы при этом колыхались ленточками. Но произносил-то он буквально несколько слов, когда затаривался покупками: «вот это, пожалуйста», «две штуки», «спасибо», и его почти монашеская отречённость невольно интриговала: что за мужик такой, если живёт холостым, но не пьёт, сам себе готовит и гимнастикой занимается каждый день?

Этот воин купил в нашем городке дом с каменным забором, но огород не содержал: вся земля на его участке была вытоптана в пыльный камень. И зимой, и летом там слышался стук оружия — учебного деревянного и самого что ни на есть --">