Ярослав Маратович Васильев - Потерянная колония

нашим-то качеством против крупных комплексов центральных миров — а теперь расцеловать готов. Но проблем всё равно выше головы.

— Ты мотай, мотай на ус, — хмыкнул генерал, глядя, как растерянный Николай залпом выпил налитый коньяк, словно воду, — тебе сейчас всего сорок, так что после нас будешь править.

— Править? Вы о чём?

— А о том! — хлопнул ладонью по столу генерал. — «Потерянная колония» — это не только модный сюжет для киношников. Саураны и фламины осваивают космос намного дольше нас. И у них случаи, когда рвалась связь с метрополией, были. Причём не раз. Поэтому соответствующие ведомства Федерации, пользуясь опытом соседей, сценариев набросали до дури. И разослали даже в наше захолустье. У меня в сейфе таких штук двадцать пылилось. Всегда думал, зачем — а, видишь, пригодилось. В общем, слова «демократия» и «неотъемлемые права личности» у нас объявляются ругательными на ближайшие лет полтораста. Как и смертная казнь, — вздохнул генерал. — Хотя и хочется кое-кого удавить, того же сынка Тейлора, например. Только народу и так мало. А ещё цензуру введём, первым делом. Чтобы отсечь источники паники.

Николай помотал головой, словно сбрасывал морок, и переспросил:

— Цензуру? Но свобода слова, которую воплощает журналистика, является не только главным условием социализации индивидуума, но и важнейшим компонентом существования общества…

Генерал хохотнул, а директор посмотрел на подчинённого, как на сморозившего глупость ребёнка.

— Коленька, — ещё мягче, чем раньше, начал Иван Валентинович. — Эта самая журналистика… Важнейшее, так сказать, в нашей жизни искусство по оболваниванию в нужном ключе не желающие думать массы населения… Так вот, в системе Вербены оно уже с месяц неактуально. И останется таким ещё пару столетий. Так как населения у нас теперь нет. Сорок тысяч персонала Дальнего, сотни три с научной станции. С «Лебедя» вместе с экипажем ещё сотен шесть наберётся.

— Добавь сюда ещё пять тысяч моих орлов и орлиц, — вступил в разговор генерал, — и всё. А сколько мы высидим на орбите, пока вырождение не начнётся? Поколение? Два? Так что людей на освоение планеты откуда-то искать. И ты лучше меня знаешь, какая там будет смертность. Нет, запустим маточные репликаторы потоком, в обязательном порядке прикажем каждой семье брать из них по приёмышу, а лучше по два. Наберём, чтобы, значит, обеспечить положительный прирост. На крайний случай — клонирование запустим. И всё равно мало нас, очень мало. Так что прав Иван. До масштабов «населения» нам ещё очень далеко.

— Но клонирование человека запрещено решением от две тысячи двести пятнадцатого года?.. — вконец оторопел Николай.

— И хуй с ним, с этим решением! — отрезал генерал. — Нам иначе не выжить. Поэтому отныне все федеральные законы идут по тому же адресу! На носу себе заруби: на нас сейчас почти пятьдесят тысяч душ, из которых три тысячи — это дети. Сами новые законы пишем — и сами их соблюдаем, причём так строго соблюдаем, как никогда раньше. Стоит дать слабину — дальше либо анархия, либо полукриминальная диктатура. А конец один: или вакуума нахлебаемся все хором, когда что-нибудь откажет… или жрать друг друга начнём. И не знаю, что хуже. Понял?

— Так точно! — отрапортовал Николай.

— А если понял, то исполнять! Иди — наводи порядок. Чуть позже я тебе своих мужиков в помощь пришлю. Из тех, кому доверять можно. Остальным пока объявим о временной чрезвычайной ситуации, постепенно будем вводить людей в курс дела. И чтобы, когда про катастрофу узнают все, на станции было тихо. Без истерик и паники.

Едва за начальником службы безопасности закрылась дверь, генерал негромко спросил:

— Иван, ты уверен, что он справится?

— Он надёжный человек. Сейчас первый шок пройдёт… И у нас нет выбора. Сколько нам с тобой скрипеть осталось? Без пересадки тканей лет десять в лучшем случае. А Николай даже с нашей медициной проживёт ещё не меньше пятидесяти-шестидесяти. К тому же люди за ним пойдут, харизматичный мужик. Он справится.

— Твои слова да Богу в уши, Иван. И тост: выпьем за то, что обязательно придёт день, когда наши потомки снова смогут вести споры — нужно ли им ограничивать эту самую журналистику!

Генерал разлил остаток коньяка, и оба залпом осушили чашки.

--">