Светлана Альбертовна Тулина - СволочЪ

есть все получилось даже не так как хотелось, а лучше. Намного лучше и больше, острее, слаще, пронзительнее. А самому Гарику даже и делать ничего не пришлось, все за него сделали. То есть все шоколадно и хорошо. Но тогда откуда же эта горечь во рту? Он ведь и не курил почти.

Гарик стоял у окна, жмурясь и подставляя лицо холодному ночному ветру. Он давно уже раскрошил в труху последнюю сигарету, но закрывать окно не собирался. Как и возвращаться в комнату. Ему было жарко. И почему-то тошнило.

***

Бонд по имени Сволочь

— Не обижайся на Ларта, ладно?

Она догнала его уже на улице, не хотела говорить при Гарике. Тот бы снова начал морщиться и нести разную чушь в стиле «и эти люди запрещают мне ковыряться в носу?!»

— Не обижайся, слышишь? Он хороший человек, просто…

— Знаю.

Он сказал это так обыденно и словно о само собой разумеющемся, что она сразу поняла — да, действительно знает, а не просто так сказал, чтобы она замолчала и отвязалась. Нет, он вовсе не хотел побыстрее от нее отделаться, помогли, мол, и спасибо, а дальше я сам. Он даже пошел намного медленнее, предугадав ее обычный темп. А еще он улыбнулся. Странновато так, не как улыбался раньше, ослепительно-победно и неотразимо, великолепной бондовской улыбкой, от которой млели все окрестные женщины от семи до семидесяти, а как минимум треть мужчин начинала чувствовать себя неуютно. На этот раз он улыбался совсем по-другому. Нерешительно даже как-то, словно только-только учился этому.

Пауза длилась, и Айринн вдруг поняла, что больше ей сказать ему в общем-то и нечего. Хотела что-то объяснить киборгу с его детекторами? Совсем сдурела среди своих жмуриков, разучилась общаться с живыми людьми. Ну да, людьми, и какая разница, есть у них в голове что помимо органики или нет. Пора прощаться. Но сворачивать к стоянке флайеров молча показалось ей невежливым.

— Ладно, удачи тебе, — сказала она, останавливаясь. Вот сейчас он отойдет на пару шагов вперед — и тогда она свернет как раз.

Но Сволочь тоже остановился. И даже развернулся к ней лицом. Словно хотел что-то спросить, но все тянул. И вот, наконец, решился.

— Ты же скажешь ему, да?

Она сразу поняла — о чем именно. И кому. Мотнула головой.

— Не думаю, что это разумно. Чем меньше людей знают, что ты жив, тем безопаснее! И не только тебе, но и Ларту тоже. Если он ничего не знает — то он ни при чем, понимаешь? Лучше ему и дальше не знать.

Какое-то время он молчал и просто смотрел на нее, и ей показалось, что она его убедила. А потом он вздохнул и снова улыбнулся — на этот раз виновато. И ей стало ясно, что она ошибалась, — еще до того, как он заговорил.

— Я сделал глупость. Большую. Но понял это слишком поздно. Я не хотел, чтобы у него были неприятности… ну, из-за всего этого. Я не хотел, понимаешь? Я. И совсем не думал, каково будет ему — потом, если… ну, короче… Я не хотел переживать, что его из-за меня уволят. И совсем не думал о том, каково ему будет думать, что меня убили. Из-за него… Но я не думал об этом. Совсем. Только о себе и думал. А это неправильно. Он бы сам никогда… Ты ведь расскажешь ему, все расскажешь, правда?

И она поняла, что расскажет. Наплевав на конспирацию и, возможно, поставив под угрозу тщательно отлаженную работу «подземной железной дороги» по отлову, перепрошивке, легализации и переброске в безопасное место тех, кому повезло (или не повезло) обрести ненужное. Но ей придется это сделать. Потому что иначе все сорвется прямо здесь и сейчас. Если она откажется или согласится с невысокой долей искренности — рыжеглазый киборг никуда не полетит. А попрется сам к Ларту домой — сообщать о том, что жив и здоров, рискуя при этом на каждом шагу своей дурной башкой.

— Шантажист! — Ринн фыркнула. И добавила: — Хорошо! Я это сделаю, обещаю. Доволен?

Вместо ответа Сволочь снова ей улыбнулся. Потом чуть склонил голову, прощаясь, развернулся и зашагал в сторону космопорта. И она вспомнила вдруг, что он так и не взглянул на свое новое имя. Да и она сама смотрела на карточку лишь мельком и не запомнила.

Впрочем, наверное, оно и к лучшему.

--">