Александр Велесов - Поцелуй Мары

Казавшиеся нам так близко Чёрные скалы оказались совсем не близко, и мы оказались у них только когда начало садиться солнце.

Это был каменистый горный массив покрытый снегом, у подножия, которых был каменный карьер прямо у основания, которого была выдолблена ровная яма. Я понял, что это и было место, откуда достали гробницу.

–Надо торопиться, – сказал я всем, – времени у нас очень мало.

С большим трудом нам удалось поднять гробницу с телом, и мы начали верёвками тащить его к яме. В спины нам дул холодный, промозглый ветер.

–Быстрей, быстрей товарищи! – кричал Красновский, и он оказался прав.

Со стороны скал раздались дикие вопли. Нежить появилась из-за скал в огромном количестве.

–Двигайте гроб! – закричал Прозоровский, это были его последние слова, – Я задержу их! А ты комиссар береги мою дочь!

Прозоровский вступил с ними в неравную схватку, но нам удалось в это время из последних сил столкнуть гроб в яму.

–Читайте товарищ Миронов! Читайте! – закричал Красновский.

–Почему всё-таки я?!

–Вы должны вернуться!

–Вместе вернёмся! – отвечал я ему, но Красновский бросился уже, будто не слыша меня засыпать лопатой из саней яму.

И тогда я стал читать заклинание.

Каждое слово, которое я произносил, словно гулким эхом отдавалось у меня в голове. В какую-то минуту я перестал слышать совершенно все звуки. И как профессор из последних сил закапывает яму и как Митрохин бьётся с тварями.

Каждое слово, которое я читал, оглушало меня всё больше и больше, пока я вдруг я почувствовал, что нет ничего, не меня, ни этого места, не ямы …

И я увидел грядущий мир… Новая война, ещё страшнее, чем первая мировая, полёт в космос, гибель советского строя…

И ещё далёкое, далёкое грядущее от видения, которого моё сознание разорвалось на тысячу маленьких звёзд.

А потом я упал на колени обессиленный и закрыл лицо своими руками.

Стало тихо как в гробу, и я понял, что всё закончилось.

Кое-как я встал и огляделся. Вокруг никого не было. Профессору удалось закопать яму, но сам он был мёртв, и голова его с телом лежала навзничь на куче земли.

Откуда-то рядом со мной слышались стоны. Это был Митрохин, а вокруг лежали полностью разложившееся, видно после заклинания твари.

Я подбежал к нему,

–Митрохин, друг мой.

–Товарищ комиссар всё конец мне. Помираю.… Но я задержал их…– слабым голосом проговорил он.

Из его шеи фонтаном лилась кровь. Я разорвал ему гимнастёрку и тут увидел на его груди нательный серебряный крест.

–Ты что крещённый Митрохин?

–Кре-кре-щенный товарищ комисс—сар, – ответил он мне, и тело его забилось в конвульсиях.

Митрохин умер.

–Митрохин! Митрохин! – закричал я что есть силы, но тут вспомнил своё глубокое детство, свою мать и бабушку.

Вспомнил маленькую церквушку в нашем городке.

Что же сделалось с нами? Кем мы стали теперь? Думал я и горько зарыдал. Кто мы теперь? Так и есть – это расплата.

А потом я, стоя на коленях, кричал во весь голос,

–Ааааааааа!!!

Я долго рыдал, потом еле-еле поднялся. В руке я сжимал серебряный крестик с груди Митрохина.

Кое-как взгромоздившись на сани, я двинулся в обратный путь.

К утру я добрался до лагеря, но лагеря больше не было. На его месте зияла гигантская воронка. Лагерь провалился в тартарары.

Я стоял на краю пропасти и смотрел вниз.

–Что делать? – спросил я сам себя. Лошади измотаны, у меня нет провизии. Остались только оружие и патроны, а до самой деревни ещё много вёрст.

Однако я не стал чего-то ждать и решил уйти прочь из лагеря.

По дороге издохла одна лошадь, а потом ещё и вторая.

Дальше я пошёл своим ходом, благо на мне был тулуп, валенки и ушанка. Я не помню, сколько я брёл назад сквозь тайгу.

Когда силы мои совсем иссякли, я успел увидеть, как впереди забрезжил маленький огонёк света и услышал лаянье собак.

Дойдя до дома Василия, я почувствовал, что силы совсем покинули меня, и я потерял сознание.

Очнулся я уже в доме. Было тепло и даже жарко, а в печи потрескивали дрова.

Я лежал на чём-то мягком укрытый своим тулупом. Губы мои были сухи, голова гудела, но чувствовал я себя лучше.

Ко мне подошла жена Василия, в руках у неё была глиняная кружка:

–Пей, пей милай.

–Я живой?

–Живой, живой, – услышал я откуда-то голос Василия, – ты один и живой.

Я поднял голову и ответил ему,

–Ты прав был Василий, проклято там всё было, но проклятию конец настал. Нет его больше.