Дэвид Гаймер - Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого

корабль.

Он ненавидел высокочастотный вой его трехсотлетних плазменных камер сгорания, из-за которого почти не спал после перевода с лазерных оборонительных платформ на Муспеле. Несмотря на то что судно, как и всегда, стояло на якоре на низкой геостационарной орбите над комплексом-капитолис Шейтансвара, а его реакторы, как и всегда, работали на минимальной требуемой мощности, Норлев чувствовал дрожь даже через переборку у своей койки. Когда ему удавалось заснуть, он видел дурные сны, в которых дрожал от холода, а по другую сторону металла скребли чьи-то когти. Просыпался Норлев еще более уставшим, чем прежде. Он ненавидел и вечную стылость на корабле, и постоянно царящую на нем тьму. Ненависть вызывал и тот факт, что до сих пор молчали вокс-спутники, ведь Норлев уже шесть месяцев не мог послать сообщение Анастане и сыновьям.

Но больше всего он ненавидел сам чертов звездолет.

Этот корабль, именовавшийся «Обрином», вместе с еще двумя дюжинами устаревших и полузаброшенных боевых судов оставил здесь флот Крестового похода, двинувшийся дальше к более ярким мирам. Оставил точно так же, как и самого Норлева. Будь его воля, Норлев превратил бы «Обрина» в лом и утилизировал отдельные его части.

Может, тогда вокс-спутники заработают.

Не обращая внимания на товарищей по службе, тоже находившихся в спальной комнате корабельной охраны, Норлев зашагал к личному шкафчику.

Он ненавидел это практичное покрытие цвета литой латуни и скрип, с которым шкафчик открывался. Будто человечество могло принести в Галактику свет разума, но не тюбик смазочного масла. Поверхность поцарапанного зеркала на внутренней стороне дверцы пересекло мерцающее отражение линейного люмена, висящего в гнезде из аварийных лент и оголенных кабелей.

Норлев посмотрел в зеркало, и его глаза тут же расширились. Он скользнул взглядом по своему отражению, словно лучом прожектора по дыму.

За его спиной на мягких стульях с алюминиевым каркасом сидели Янслиев с Вальдимиром. Между ними был разложен вкрученный в стену стол, захламленный пустыми рюмками для ранки и раскрашенными игровыми фишками. На одноместной койке рядом с ними лежал Гитр, до сих пор не снявший полную форму кадета и расстегнутый бронежилет. По-видимому, он просто забыл раздеться и теперь смотрел пустым взглядом на заклепки в потолке. Все местные рекруты вели себя точно так же, а на планете их было полным-полно.

Норлев, ненавидевший эту тупую покорность, вдруг понял, что бесит его еще сильнее, — подобную бесстрастность он начал замечать и в себе. Солдат тратил час здесь, убивал полчаса там, пялился на стены, а ежедневные колкости товарищей по службе доходили до него тогда, когда было уже поздно на них отвечать.

Он потянул на себя ремень, висящий в шкафчике для формы, после чего вытащил из кобуры личное оружие и проверил его. Автопистолет типа IV воссовской сборки, один коробчатый магазин на тридцать патронов с сильным разбросом.

— Что ты делаешь, Норлев?

Вальдимир оторвался от игры и поднял взгляд на товарища. Его лицо походило на морду захмелевшей псины, поэтому Норлев был сильно удивлен, что он не пыхтит и не пускает слюни.

— Красная смена начнется только через шесть часов.

— Это же не очередной осмотр вещей личного пользования, а? — спросил Янслиев, наклоняясь над столом с бутылкой, чтобы плеснуть в рюмку Вальдимира еще оксидно-красной ранки. Учения, не учения, ему было плевать.

Император, они позорят форму не меньше, чем местная шваль!

Норлев закрыл шкафчик и повернулся.

— Гавнат! — выругался Вальдимир. — Что случилось с твоим лицом?

Норлев выстрелил ему прямо между глаз.

Шквал флешетт раскромсал большую часть лица офицера вместе с рукой Янслиева, а бутылка ранки взорвалась. Янслиев начал орать, но не на Норлева или автопистолет, а на свою окровавленную руку. Торчащие из нее осколки стекла и флешетты сверкали под качающимся линейным люменом, будто распакованный подарок. Эта ассоциация раздражала, она явилась из того времени, когда Норлев еще мог ощущать что-то и не чувствовал себя настолько… иначе. Нечто внутри него подавило воспоминание. Он вновь выстрелил, на полсекунды зажав спусковой крючок и послав в голову Янслиева пятнадцать флешетт. После этого от нее остался лишь влажный череп со сползающими ошметками мяса.

Гитр продолжал лежать на койке с пустым взглядом, но теперь он пялился на Норлева или --">