Шерил Винд - Эпоха перемен (СИ)

один за другим обращаются в бесплотные пустыни, но вера ещё не угасла.

Арионтас…

Последний оплот надежды.

***

Рация шипит. Бесконечные помехи раздражают и нагнетают обстановку неуверенностью. Многочисленные мониторы не дают полноты картины — большая часть городских камер наблюдения была уничтожена ещё в начале мая, когда пала первая защитная стена города и начали гибнуть мирные жители. Последний беспилотник дал им немного сведений о положении дел, но и его оказалось недостаточно.

Генерал Варуз начинал терять надежду. Он послал своих людей в бой, проигранный ещё до его начала. Армия Ридригана не справлялась, а где-то там, в числе последней десятки добровольцев, был его сын. Варуз не хотел этого, но уже ничего не мог изменить. Отец вынужден ждать, когда вернётся его сын, и гадать: живым или мёртвым.

Снова шипение рации. Очередные помехи, но удаётся разобрать за криками и взрывами подкрадывающееся поражение. Смерть дышит в затылок холодным дулом, и палец опускается на спусковой крючок. Нет времени больше ждать. Может стать слишком поздно.

Генерал нажимает на кнопку и отдаёт по рации свой последний приказ:

— Выпускайте «N8».

— Восьмой отряд? Но… — обладатель голоса мнётся и замолкает в нерешительности.

— Выпускайте.

Связь обрывается.

***

Ридриган. 9.30. Территория бывшей Германии. Пригород Исхэна.

Тяжёлые двери поднимаются, разрывая сухую, грубую землю, налипшую на них, и солнце закрадывается в помещение, напоминающее гараж, но внутри нет ни одной военной машины, только старое засохшее пятно от моторного масла. Старый выход из секретного бункера, расположенного за пределами города. Тихий скрип ржавеющего металла — им уже давно не пользовались; раньше не было необходимости, но настало другое время.

Воздух сухой, стоит беспощадная жара, и нет ни малейшей тени. Нет деревьев и травы. Ветер гоняет песок по пустынной земле, где ещё в апреле появилась молодая зелёная трава. Сегодня здесь нет ничего, кроме песка, пепла и обломков снарядов, не долетевших до города. Чуть припорошенный песком, будто одеялом, сшитым золотыми нитями, череп зияет пустыми глазницами. Ворону нечем поживиться, но он всё ещё не теряет надежды найти что-нибудь в этой глуши. Сильный порыв ветра подхватывает обглоданный черепок. Ворон, недовольно каркнув, слетает. Нога в тяжёлом армейском берце останавливает череп. Небольшое давление; хруст и треск. Безымянная пыль.

Город видно, как на ладони. Окопы, воронки, разрушенные дома и обваленные подвалы. Из людей только военные и мёртвые — к последним они равнодушны. Небольшая группа из пяти человек: два парня и три девушки двадцати-двадцати пяти лет на вид, остановились в центре бывшей улицы. Ещё трое высадились в другой части города с заданием, у них другая цель.

Незваные гости осмотрелись. Теперь Исхэн узнаётся только по обломкам домов и затёртому знаку с приветливой надписью, который ещё каким-то чудом смог уцелеть в хаосе. Сорваны все гидранты, открыты люки и выбиты краны, но нигде нет ни капли воды. Этот город практически мёртв.

Равнодушный взгляд. Улица пуста, но слышны взрывы где-то в пределах города. Свист, но пятёрка и не думает бежать или прятаться. Они неподвижно стоят на месте, будто не боятся смерти. Слышен звук передвижения тяжёлой техники. С соседней полуразрушенной улицы показалось несколько штурмовых бронемашин, выкрашенных в иссиня-чёрный. Яркий рисунок на полкапота с изображением змеи, поедающей орла, выведен краской цвета переспелой вишни. Символика Хломуноса.

Атака без предупреждения. Огненная птица приближается, опаляя лица жаром. Темноволосый парень, вышедший вперёд, отвёл ногу назад, как если бы собирался одним точным ударом откинуть её, как мяч. Сгенерированная силовая волна перенаправила выпущенный поток огня обратно. Чуткий слух улавливает крики и стоны — противник повержен. Одна птица за другой возвращаются к нападающим. Языки пламени лижут подаяние. Для стихии, которую сложно подчинить, нет разницы, кого поглощать. Символика, охваченная огнём, трескается, как старая кожа, и слезает, теряя цвет и форму. Воздух перенасыщен копотью и запахом палёного мяса. Приторно сладкий до спазма желудка — человечина плавится в защитных костюмах, под действием огня ставших единым целым с телом. Живые всё ещё пытаются сбросить с себя пламя. Безумные вопли режут слух; горящее тело проносится --">