Павел Третьяков - Последние первые планетяне (СИ)

хулиганья.

Между тем только под окнами гостиницы наблюдалось какое-то движение. Старуха-жена хозяина отеля, которой Давыдов расплачивался за комнату, и которая встретила его не как долгожданного постояльца, но как злейшего врага всякого добропорядочного человека на Западе, махала толстыми, как бревна, руками подъезжающему со стороны вокзала фургону. Когда заглушился мотор, – Николай приоткрыл окно и теперь ясно слышал происходящее снаружи – хозяйка повернулась к зданию и, сунув в рот пальцы, так по-мужицки свистнула, что Давыдова передернуло от неожиданности. На сигнал из гостиницы тотчас вылетели ее помощнички: мальчишка лет десяти-двенадцати на вид и допотопной модели синтетик, каких в городах Большого Кольца нынче и не повстречаешь. Андроид пытался поспешать за юным компаньоном, однако подражать ловким движениям удавалось ему с трудом. Устремляясь к фургону, синтетик выглядел совершенно неуклюже, словно канатоходец-новичок. Повинуясь односложным и оттого еще более грозным приказам старухи, работнички, так или иначе, принялись выгружать контейнеры с припасами. Давыдов, даже наблюдая со второго этажа, не мог не разглядеть на крышках узнаваемый логотип корпорации «СидМКом». По-видимому, очередная поставка продовольствия в спонсируемый ими шахтерский городок пришла тем же поездом, которым в полночь прибыл сам Николай.

Он задумался на миг, а когда пришел в себя, кузов фургона был уже закрыт, и старуха расписывалась за принятое добро на протянутом водителем планшете. Уличив секунду, пока злая баба не видит, мальчишка приоткрыл один из контейнеров, аккуратно, чтобы не сорвать пломбу, и тоненькими ловкими пальчиками выудил лежащий сверху шоколадный батончик. Он успел сунуть его в карман прежде, чем затарахтел двигатель, и старуха повернулась к помощникам с указанием заносить ящики внутрь. В иных обстоятельствах Давыдов счел бы эту сценку по-своему милой. Однако здесь и сейчас ощущаемое им пренебрежение к глухим провинциальным нравам взяло верх.

Николай, лишь снисходительно цокнув, отошел от окна и стал не спеша собираться.

2

Борей-Сити, принялся размышлять Давыдов, только покинув гостиницу… как это он, несомненно, неглупый и даже в некоторой степени очаровательный человек, мог докатиться до переезда в эту забытую богом дыру? Николай шел по обочине «Фермерского тракта» – так главную дорогу называли местные – в направлении города. Перекинув огромную походную сумку, единственную поклажу, через плечо, он провоцировал у редкого встречного интерес, сопоставимый с тем, что на улицах родного Биниса вызвал бы зеленокожий пришелец верхом на трехколесном велосипеде.

По обе стороны от магистрали, связывающей магнитнодорожный вокзал с центральной площадью, словно грибки вдоль лесной тропки, выскакивали маленькие фермерские домики. Выстроенные безо всякого общего принципа, одни упирались крыльцом прямиком в обочину старой дороги, другие держались поодаль, третьи прятали пожелтевшие от времени фасады за зеленью буйно разросшихся палисадников. Над каждой дверью, однако, гордо реяло красно-фиолетовое знамя западных земель. И почему-то с первого взгляда было ясно, что, вопреки внешней разрозненности, общее чувство патриотической связи с родным краем как отчизной, по некоторому мнению, наиболее работящих граждан во всем регионе, сплачивает этих людей сильнее, нежели способен любой из мегаполисов Большого Кольца.

Поймав себя на этой комплементарной мысли, Николай встревоженно поерзал плечами и ускорил шаг.

Вопреки заверениям хозяина отеля, который, в отличие от жены, показался человеком ангельского нрава, что до центра по Фермерскому тракту займет добраться два счета, путь до окраины только растянулся на полчаса.

С учетом неспешных – читай ленивых, – сборов, а также запоздалого завтрака, когда хиленькие фермерские лачуги стали на глазах сменяться солидной городской застройкой из кирпича и бетонных блоков, на часах пробило уже семь тридцать утра. Вырвавшийся из оков горной гряды прометей начал медленно накалять мостовые, как противни на слабом огне, и провинциалы, будто дожидавшиеся этого часа, повысыпали отовсюду на улицы, поспешая по своим, как казалось Николаю, сомнительно важным делам.

Изнутри Борей-Сити оказался ровно таким чахленьким поселением, каким Давыдов нарисовал его себе еще задолго до переезда. Безыскусно налинованная --">