Артём Ирекович Белоглазов - Химера

Андрей обернулся, кивнул, чувствуя, как по лицу расползается глупая счастливая улыбка.

* * *

Утром смурые дворники в ярко-оранжевых жилетках, ругаясь на чем свет стоит, лопатили во дворах многажды перемешанную колесами автомашин и ногами прохожих снежную кашу. Андрей, проснувшись в двенадцатом часу, болел с похмелья. Сил идти в магазин за пивом не было, поэтому одна из двух бутылок шампанского, заботливо припасенных на Новый год, опустела наполовину.

Тусклые солнечные блики ложились на синие с золотыми полосками обои, лишь подчеркивая унылость каменных стен. В глазах мутилось, полоски сплетались в таинственные надписи, подобно неведомым созвездиям на темном небе. «Зачем ты бросил меня? Я умираю, милый…» — читал Андрей. Зеркало чернело, в нем вихрилась мгла, разбрасывая по квартире клочья тьмы и дыша холодом. Двойник, будто гигантский паук, сидел в сплетении туманных прядей, сучил руками-лапами. Не-ет! — кричал Андрей, мотал головой — и морок пропадал. Ты не можешь умереть. Я… Он торопливо глотал остатки шампанского, сидел, покачиваясь, обхватив колени руками. Его неудержимо, словно магнитом, тянуло на улицу Баумана. Не пойду, твердил он. Нельзя, невозможно. Разве я звал тебя вчера? Не помню…

Парень, прошедший мимо фонтана.

Густой шлейф эмоций, тянущийся за его спиной, — скука, грусть, одиночество.

Высокий, в меру широкоплечий. Карие глаза, темные волнистые волосы. Видно же, что волнистые, пусть и острижены коротко. Не нравится ему, наверно, а мне — наоборот.

Красивый. Как раз в моем вкусе. Интересно, о чем думает? «Стройная, ладная фигурка?» Ох, неужели будет знакомиться?

Точно. Идёт…

Они встречались уже недели три. Целовались, обнимались, гуляли по ночному городу, но она с завидным упорством не разрешала себя провожать. Не говорила, где живет. Андрей настаивал, Инга отшучивалась. Наконец сказала — Профсоюзная, семьдесят четыре, недалеко отсюда. У меня очень строгая мама. Теперь доволен?

И стоило делать из этого тайну? — спросил Андрей. Она рассмеялась, сказала: нельзя провожать, я тебе позже объясню — почему.

Он нашел этот дом, караулил возле — зачем? Размышлял: на каком этаже она живет? Окна выходят во двор или на улицу? Третий подъезд? первый? четвертый? Расспрашивал жильцов о девушке, описывал ее. А ему говорили: нет, не знаем такую, не видали.

Соврала, решил Андрей, ладно, обещала ведь, что объяснит. И нисколько не обиделся. Когда Инга была рядом, за спиной с треском и шелестом разворачивались крылья — он парил, витал в облаках. Счастливый. Довольный. Ощущая после встречи сосущее под ложечкой чувство утраты. Хотелось видеть ее снова. Сейчас же. Немедленно. Кажется, он влюбился.

Он пел ей песни собственного сочинения, аккомпанируя на гитаре. Неформалы, давно облюбовавшее пятачок между магазином «Книги» и кафе «Сытый папа», немедленно прекращали трёп, подсаживались неподалеку, слушали. Восторженно спрашивали: твое? Силён, пацан. Завтра придешь?

Он читал ей стихи. Ты любишь Лорку? Что? Кто это такой? Ну ты даешь! Слушай. Дорогами глухими идут они в Севилью. Плащи за их плечами — как сломанные крылья. Из дальних стран печали идут они веками. И входят в лабиринты любви, стекла и камня.

Спрашивал: нравится? Как думаешь, похож город на лабиринт любви, стекла и камня? Не знаю, отвечала она и уводила разговор в сторону. Что тебе город? Давай лучше про любовь.

И Андрей рассказывал…