Константин Викторович Кузнецов - Шушмор. Наследие исполинов

выложил на стол «Смит-Вессон», сделал свет в лампаде чуть ярче и поинтересовался:

— Кто там еще на ночь глядя?

— Я, милок, принесла тебе киселя, чтоб спалось крепче.

Накрыв оружие широкой картой Владимирской губернии, где серым карандашом был обведен район вокруг реки Шушмор, полицейский разрешил войти.

На пороге возникла невысокая, сгорбленная старушка. Была она одета в широкую цветастую юбку и белую льняную рубаху, а на голове — узорчатый платок. В руках у нее темнела крынка с киселем.

— Заработался ты, батюшка, уж темень на дворе, а все дуркуешь. Нехорошо это, нехорошо. На-ка выпей, сил наберись.

— Спасибо за заботу, бабка. Но, пожалуй, откажусь. Не до отдыха мне сейчас, — вежливо брякнул сыщик. — Да и спать еще рановато.

Только хозяйка дома, где он квартировался десятый месяц не собиралась сдаваться. Наполнив деревянный стакан, она протянула его постояльцу.

Иван Федорович не стал спорить. Сделал глоток, вытер аккуратные усики и вновь погрузился в работу.

Карандаш коснулся извилистого Владимирского тракта и медленно поплыл по необъятной территории губернии, не взирая ни на ухабы, ни на буераки, границы и прочие условности. Остановился грифель аккурат в том самом месте, откуда начал свой извилистый путь. После этого сыщик принялся заштриховывать территорию внутри неровного круга. Закончив работу, он кинул карандаш на стол и задумчиво помял подбородок.

Все это время старуха находилась рядом. Слегка прикрыв глаза, она, казалось, не наблюдала, а тихонько дремала под птичьи трели за окном.

— Куда же вы все подевались? — пробурчал себе под нос сыщик. — Ведь должен же быть где-то этот чертов схрон?

Указательный палец уткнулся в заштрихованный круг и начал постукивать, словно настырный дятел. Но тайна упрямо продолжала прятаться от его пристального взгляда где-то среди густого шушморева леса. Здесь, словно в сказке Александра Сергеевича, простирались те самые неведомые дорожки, а на извилистых ветвях кривых осин, по всей видимости, восседала та самая русалка, что и утащила в свои болота пропавших без вести жителей губернии.

Нахмурившись, Иван Федорович отогнал от себя странные мысли. Что за глупое сравнение? При чем здесь Пушкин с его Русланом и Людмилой?

— Нет, брат, тут дело посерьезней, чем мифические чудовища.

— О чем это ты, касатик? — поинтересовалась бабка.

Иван Федорович поправил съехавший с покатых плеч китель.

— Да это я о своем. Служба, будь она неладна.

— Может все-таки ляжешь? Уж петухи скоро заголосят.

— Скажи, а ты здесь давно живешь? — осененный внезапной мыслью поинтересовался сыщик. Он ведь за все время квартирования с хозяйкой так толком и не поговорил.

— Так, почитай, уж больше полувека, — не задумываясь, ответила старуха.

— Скажи, а почему у вас на реке никто не селится?

— Так запрет на то существует… — тяжело вздохнула бабка.

Сыщик нахмурился:

— Какой такой запрет?

— А простой. — Взгляд старухи стал хитрым, словно она ждала, когда ее постоялец обо всем догадается сам. — Нельзя, и все.

— И кто же издал сей указ, если не секрет? — продолжил сыпать вопросами Иван Федорович.

Старуха покачала головой и отвела взгляд:

— Власть, конечно.

— Какая еще власть? Я осведомлялся в Губернском Жандармском Управлении. Нет никаких запретов на этот счет, — не согласился сыщик.

— Это для вас батюшка генерал-губернатор всем указ, а для нас есть хозяева и посерьезнее.

— Какие, например? А ну отвечай! — потребовал Иван Федорович.

В сердцах он уже отругал себя, что данный разговор состоялся только сейчас, спустя много месяцев его пребывания в поселке Крестов Брод. А разговор, надо заметить, выходил весьма занятный.

— Да не лезь ты в это болото, касатик. Наш лес не любит чужаков. Это, ведь знаешь, как на чердак свой нос сунуть, где старые хозяева свой скарб хранят. Кто знает, что там сыщется, — попыталась вразумить его хозяйка. — Мой тебе совет: не противься судьбе… Письмо-то, оно не зря пришло…

— Что?

Повернув голову, сыщик покосился на лежащий на кровати конверт — сургучовой печатью вверх. Понять откуда пришла депеша несложно. Ох и глазастая, однако, старуха.

— Кто-то узнавал по мою душу? — внезапно догадался Иван Федорович.

Но бабка лишь улыбнулась:

— Окстись! Какие разговоры. Я ведь тебе только добра желаю. Раз увидел пчел, то не надо в улей нос совать…

--">