Фрэнк Патрик Герберт - Бог-Император Дюны

перевода. Это стиль весьма узнаваемой и определенной личности. По нашему мнению, это могло быть написано лишь тем, кто непосредственно жил жизнями-памятями, кто жил жизнями своих предков и способен был поделиться личным опытом с не обладающими этим даром.

Посмотрим теперь на смысловое содержание документов. Все ссылки на историю в этих дневниках полностью соответствуют тому, что известно нам о той личности, которая, как мы считаем, и оставила нам все эти записи.

У нас есть для вас и еще один сюрприз. Я имела вольность пригласить нашего известного поэта Ребета Врееба выйти вместе с нами на эту трибуну и прочесть короткий отрывок из первой страницы в нашем переводе. По нашему мнению, даже в переводе слова звучат совсем по-другому, когда их читают вслух. Мы хотим, чтобы вы соприкоснулись с этим действительно необыкновенным качеством, которое мы открыли в этих книгах.

Леди и джентльмены, давайте поприветствуем Ребета Врееба.

Из прочитанного Ребетом Вреебом:

Я заверяю вас, что я книга судьбы.

Вопросы мои враги.

Потому что мои вопросы взрывоопасны!

Ответы скачут испуганным стадом,

Затмевая небо моих неизбежных воспоминаний.

И ничто, не является окончательным ответом,

Ни один ответ не является достаточным.

Какие призмы вспыхивают,

Когда спускаюсь я на грозные поля моего прошлого.

Я — осколок разбитого кремня,

Заключенный в ящик.

Ящик вращается и встряхивается.

И меня подбрасывает в буре загадок.

Когда ящик откроют, я вернусь в это настоящее,

Странником в страну дикарей.

Медленно (медленно, я говорю)

Я заучиваю заново мое имя.

Но это не то, что знать самому!

Человек под моим именем, этот Лито,

Второй в роду это имя носящий,

Находит в своем уме другие голоса и имена,

И другие местности.

О, я обещаю вам (как и мне обещали),

Что я отзовусь на единственное имя.

Если вы произнесете «Лито», я откликнусь.

Я терплю это, терплю и еще одно играет тут свою роль:

Я держу в руках все нити!

Все они мои.

Позвольте мне вообразить любую тему — скажем…

Человек, погибший от меча —

И все такие люди в моей крови,

Каждый образ целехонек, каждый стон,

Каждая гримаса.

Радости материнства, думаю я.

И все постели рожениц становятся моими.

Передо мною проходят многочисленные детские улыбки и

Сладостные агуканья новых поколений.

Первые неуклюжие шажки маленьких детей

И первые победы юности принадлежат мне,

Я им всем сопричастен.

Они ковыляют один за другим,

Пока я не вижу ничего,

Кроме одинаковости и повторения.

«Храни это все в неприкосновенности», —

Предостерегаю я себя.

Кто сможет отрицать ценность

Таких жизненных переживаний,

Ценность обучения тому,

Что я наблюдаю с каждым приходящим мгновеньем?

Ах, но все это прошлое.

Разве вы не понимаете?

Это только прошлое!

~ ~ ~

Этим утром я родился в юрте на краю конской равнины, в стране более не существующей планеты. Завтра я буду рожден кем-нибудь еще и в другом месте. Я еще не выбрал… Хотя, этим утром… ах, эта жизнь! Когда изображение в моих глазах стало четким, я поглядел на солнечный свет, на истоптанную траву, я увидел полных жизни людей, погруженных в свои сладостно — повседневные дела. Куда… о, куда девалась вся эта наполненность жизнью?

Украденные дневники

Трое их было, бегущих на север сквозь лунные тени Заповедного Леса, и разрыв между ними, напрягающими все силы, был почти в полкилометра. Последний бегун был меньше, чем в сотне метров от преследовавших их Д-волков. Слышны были жадный лай и громкое дыхание хищников — всегда так, когда вожделенная добыча у них перед глазами.

Первая Луна стояла почти над головой, и в лесу было достаточно светло. Хотя это были высокие широты Ракиса, еще держалось тепло после знойного летнего дня. Ночной ветерок от Последней Пустыни Сарьера подхватывал смолистые запахи и сырые выдохи вязкой слякоти, хлюпавшей под ногами. То и дело ветерок с моря Кайнза позади Сарьера доносил до бегущих слабые запахи соли и рыбы. По причуде судьбы, последнего из бегущих звали Улот, --">