Майкл Суэнвик - Однажды на краю времени (сборник)

когда планировал приступить к первому своему роману в жанре фэнтези, «Дочь Железного дракона», и готовился на многие годы отойти от научной фантастики. Но вскоре вернулся к ней и обнаружил, что вовсе не выдохся, а напротив, пустил в ход каждую припасенную на будущее научно-фантастическую задумку.

Приступив же к описанию ядерной войны, я вдруг осознал, что сама мысль о классическом противостоянии Востока и Запада, США и СССР – кажется, подобный исход предсказывали всю мою жизнь, – настолько скучна, что я просто не смогу ее развить. Впрочем, это оказалось к лучшему, ведь к тому моменту, как моя книга увидела свет (она вышла в серии новелл в твердой обложке, выпускаемых «Century Legend»), Советский Союз успел развалиться и уйма спекуляций, посвященных нашей с ним войне, отправилась в мусорный бак истории.

Сюжет «Истории подменыша» предельно близок к автобиографии, если сравнивать со всем, что я писал.

Еще в юности я сбежал с эльфами в их сказочную страну, чтобы однажды стать писателем. И ни разу об этом не пожалел.

Годы сладостного вынашивания сюжета привели к рождению «К северу от Дидди-Во-Дидди». Во многом тому способствовали грезы наяву, посещавшие меня, пока я пялился в окно поезда, едущего в Нью-Йорк, где меня ожидал очередной междусобойчик с редакторами. Это была замечательная поездка, хотя я должен признаться, что мне так и не довелось увидеть гигантских кентавров, бредущих через ядовитые болота за свалкой Фрэшкилл.

Действие «Между небом и землей» происходит по соседству, в Роксборо. Телефонные провода, описанные в начальной сцене, проходят прямо по моей улице, а красные огни Семи Сестер благосклонно поглядывают на меня каждый вечер. В другой сцене Кобб крадется через мой дом и видит меня, сидящего на диване и пялящегося в телевизор.

А вот «Мертвый» целиком и полностью посвящен Нью-Йорку и вдохновлен картинами члена старой доброй американской марксистской партии. Моя семья родом из Большого Яблока, и у меня осталось много теплых и стойких воспоминаний о том, как меня еще ребенком возили навещать родственников.

Обычно я не берусь за перо, если в точности не знаю, как завершится мое повествование, но «Мать Кузнечик» стала одним из редких исключений. Она просто вдруг всплыла откуда-то из подкорки, и я сам понятия не имел, к чему все идет, пока до конца не осталось буквально пары страниц. То, что все упомянутые топонимы оказались городами и поселениями Пенсильвании, – чистая случайность.

Вскоре после выхода «Светящихся дверей» в двери нашего с Мэриэнн дома постучался один из моих студентов в Клэрионе, чтобы пригласить нас на свою свадьбу. Его невеста, оказавшаяся раввином^[1], взяла Мэриэнн под локоток и отвела в сторонку, чтобы спросить: как жена может спать со мной, зная, какие мысли живут в моей голове.

Тогда Мэриэнн улыбнулась и ответила:

– А в его голове они больше не живут. Теперь они живут в вашей.

Как бы то ни было, а свадьба та прошла замечательно, как и положено всем свадьбам. В торжественной зале играла клезмерская музыка^[2], и мы плясали, пока меня не стали подводить ноги.

Почти двадцать лет спустя после того, как первые мои работы не сумели завоевать премию «Небьюла», рассказ «Как пульс размеренный машины бьется» принес мне «Хьюго». К тому времени я давно утратил счет тому, сколько раз безуспешно выдвигался (ладно, ладно, тут я малость прихвастнул) на «Небьюлу» и «Хьюго», и мог позволить себе толику чистого, непозволительного восторга.

Особенную гордость я испытываю за «Свободомыслящих». Они приплыли мне прямо в руки в тысяча девятьсот девяносто пятом во время «Пересечения» – первого из Всемирных конвентов фантастики, прошедшего в Глазго. Я остановился в самой дешевой гостинице, вздымавшейся над Ренфру-стрит, благодаря чему из моего окна была видна автомагистраль М8 – классика непродуманной планировки, рассекавшая город подобно шраму, окруженная похожими на омертвевшую плоть брошенными домами. Помню, выступая на конвенте, я сказал, что нам надо с большой осторожностью относиться к нейронным технологиям, чтобы не пробороздить подобием такой вот М8 собственные мозги. Так родилось на свет повествование, содержащее отдельные нюансы, которые вряд ли кто ожидал услышать от меня, человека, воспитанного в католической вере.

«Скерцо с тираннозавром» было написано мной в качестве чернового наброска для романа «Кости земли», чтобы проработать механику путешествий во --">