Екатерина Годвер - Иволга будет летать (СИ)

вышел из себя; появилось в его голосе что-то такое, отчего Смирнов на миг почувствовал себя проштрафившимся новобранцем. – Я обязан немедленно доложить на ТУР-5 в секторальное управление, чтобы сюда прислали следственную комиссию. Но не стану этого делать, потому как не хочу терять время и надеюсь на ваше, Всеволод Яковлевич, благоразумие. – Каляев с присвистом выдохнул и снова откинулся на спинку стула. – Произошло ЧП. Погиб человек. Вы, как и я, заинтересованы в скорейшем объективном расследовании; нам обоим не нужна огласка и нужна истина. Нам следует быть союзниками, а не противниками.

– Да. Простите за резкость: нервы. – Через силу Смирнов заставил себя подать ему руку. Каким бы неприятным типом ни был Каляев, сейчас он был прав. Конкретные научные программы, как бы они не были важны, де-юре мало касались командира базы: прежде всего Смирнов отвечал за благополучие сотрудников. Объективное расследование – все, что сейчас должно было его волновать.

– Пока нам остается только ждать, пока горноспасатели поднимут обломки и доставят на базу останки погибшего пилота и искин. – Смирнов подавил вздох. – Хотите взглянуть на лабораторию, где будут вестись восстановительные работы?

На предложение провести его в святая святых лаборатории кибернетиков Каляев отреагировал благодушным кивком.

Выбираясь из-за стола, Смирнов подумал, что постарел. Уставная форма, которую пришлось нацепить из-за приезда инспектора, стала тесна, компактный лучемет в кобуре на поясе неприятно давил на бедро. По настоянию врачей Смирнов предпочитал традиционным блюдам белковые заменители, но Каляев, вопреки пресному виду, оказался гурманом. Сообщение о ЧП пришло прямо во время совместного обеда, и теперь от шатрангских деликатесов – или от нервного напряжения? – Смирнова мучила изжога; болели колени. Хотелось отправиться домой, принять таблетку и лечь, поручив Каляева заботам заместителя.

Но это было бы неправильно. Как сказал бы Каляев, «безответственно».

– Тогда, идемте. – Преодолев секундную слабость, Смирнов распахнул перед Каляевым дверь. – Я сам проведу вас.

Взгляд его упал на монитор с открытой фотографией Абрамцева; погибший летчик смотрел недовольно и недобро, с вызовом, и Смирнов почувствовал легкий укор совести.

Не все так просто и ясно было с Абрамцевым, как он расписывал Каляеву, но совсем не из-за группы годности.

Денис Абрамцев был замечательным пилотом, почти идеальным сотрудником, но далеко не идеальным человеком: жестким, прямолинейным, требовательным, безжалостным к любым человеческим недостаткам, невнимательным к чужим нуждам. За рамками служебных инструкций с ним непросто было иметь дело, и Смирнов чувствовал себя неловко, сознавая, что сожалеет о гибели летчика меньше, чем тот, по справедливости, заслуживал.

***

Тишина в коридорах Дармына казалась Смирнову зловещей. По лицам немногих сотрудников, попадавшихся на пути в научный корпус, было понятно: новость о том, что на Хан-Араке разбился Абрамцев, уже разошлась по всей базе. Каляев шел на полшага позади; в своих безвкусных, до блеска начищенных туфлях он ступал неслышно, как кот. Смирнов время от времени вынужден был оборачиваться, чтобы проверить – не отстал ли он, и каждый раз, вопреки голосу разума, испытывал разочарование, обнаруживая инспектора рядом, все такого же аккуратного и прилизанного. Этот черт был не из тех, что могут сами собой исчезнуть, провалившись в породившую их бюрократическую преисподнюю – но, все же, Смирнову хотелось на что-то такое надеяться; на что именно, он и сам не понимал толком.

Желая немного оттянуть продолжение неприятного разговора и собраться с мыслями, он повел инспектора длинным путем, через стеклянную галерею над зимним садом, где земные пальмы склоняли листья к желтым кактусам с Южного Шартанга, а пушистый лишайник, когда-то привезенный Абрамцевым с Великого Хребта, взбирался по камням у пруда с разноцветными карпами. На выходе из галереи, на балконе с видом на сад, находился маленький кафетерий для сотрудников.

Обычно в послеобеденные часы в нем не было свободных мест, но сегодня оказался занят только один столик. В углу, у самого края балкона, пили кофе трое: женщина и двое мужчин. Женщина, заметив Смирнова, приветствовала его вымученной улыбкой. Главный инженер Дармына Игорь Белецкий ссутулился еще больше и уткнулся в чашку; астенично --">