Константин Сергеевич Соловьев - Нейро-панк

Какая базовая нейро-модель была у вас установлена? – спросил он вслух, хотя никакой нужды в этом вопросе не было.

Эмпирей Тодд поморщился. Он и так морщился непрерывно, но в этот раз его лицо исказила настоящая гримаса.

- «Клавдий».

Соломон не знал параметров такой модели – не доводилось сталкиваться - но память услужливо выдала что-то, вычитанное в каталоге элитного нейро-софта: невозмутимое олимпийское спокойствие, грациозная величественность, мягкая, но не высокомерная властность, едва различимая насмешливость, ясный и уверенный взгляд... Кажется, что-то еще про царственную осанку и особенный, уникальный, созданный лучшими нейро-мастерами, комплекс из снисходительности, вежливой терпимости и показной миролюбивости... Отличный выбор для тех, кто хочет стать образчиком вкуса и выдержки, особенно подходящий для работников финансовых групп, административного аппарата и шоу-бизнеса. Соломон вспомнил эту формулировку из каталога так ярко, что на мгновенье даже ощутил запах дорогой матовой бумаги.

«Клавдий»… Идеальный выбор для Серого Костюма. Вот кому принадлежало это породистое и властное лицо. «Клавдию», а не Эмпирею Тодду. Точнее, им обоим одновременно. Только теперь «Клавдия» не было, и тело напоминало посеревший и осевший дворец, утративший весь свой помпезный блеск. Или даже занесенные песком руины дворца… Жалкая картина, вызывающая больше отвращения, чем сочувствия.

- Теперь понимаете? – Эмпирей Тодд криво улыбнулся и снова стал похож на умирающую лягушку, - Не просто модуль. Личность. «Клавдий» и сто пятьдесят шесть нейро-модулей, подключенных к нему. Личность, характер, привычки, даже жесты… А теперь я чувствую себя так, словно кто-то взял меня за шкирку и вытряхнул. Из тела и из самой моей жизни. Как будто душа моя шлепнулась крохотным бледным червем о холодный камень – и теперь даже не знает, куда глядеть…

- Конечно, - Соломон искривил губы в улыбке, надеясь, что она похожа на искреннюю, - Понимаю.

- Ничего вы не понимаете! – человек в кресле с досадой стукнул сухим кулаком по подлокотнику, - Мои модули… Знаете, у меня был отдельный модуль для щелчка пальцами. Такой специальный щелчок, который вызывает у собеседника беспокойство и неуверенность. Теперь я могу щелкать пальцами хоть день напролет – но ничего похожего… Это был особенный щелчок, к которому я привык. Моя мышечная память помнит его, мои пальцы помнят его, но без нейро-модуля я не могу его воспроизвести. Я пытаюсь вести себя, как прежде, я ведь помню свои привычки и образ мышления. Но ничего не выходит. Я словно неудачный пародист, неумело пытающийся изображать другого человека. Все это замечают. Мои коллеги, партнеры, знакомые…

Эмпирей Тодд щелкнул пальцами. Насколько мог судить Соломон, получилось не очень выразительно. По крайней мере, беспокойства и неуверенности он не ощутил. Только лишь усталость человека, которого задержали в обеденный перерыв.

- Не стоит беспокоиться. Ваша память, ваш интеллект…

- О, они остались при мне, не сомневайтесь, детектив! Только толку от них… Я помню, как заключил самую важную в жизни сделку, как урвал у «Хайбол и Крафт» шестнадцать миллионов, и сам председатель совета директоров жал мне руку… - Эмпирей Тодд тоскливо поглядел на свою безвольную бледную кисть с подрагивающими пальцами, - Но я ничего не чувствую при этом. Потому что я – уже не тот человек, который это делал. Воспоминания блеклы, как выгоревшая на солнце древняя газета. Это воспоминания чужого человека, которые я не могу сделать своими. Они безмерно далеки от меня. Однажды я встретил женщину, чудесную женщину. Я ухаживал за ней три года. И она наконец обратила на меня внимание. Я помню запах ее губ, когда мы целовались в тени миндальных деревьев, отставив бокалы в сторону и чувствуя на лице дыхание горного ветра… О, как я помню! Только тот «я», который сидит перед вами, уже другой. Меня лишили всего того, что составляло мою сущность, мои чувства и эмоции. Как шкура змеи… Вы даже не представляете, детектив, как это страшно и отвратительно. Секунду назад ты был человеком, и вот ты уже пустая оболочка, мусор от самого себя, шелуха… Все стало незнакомым, чужим, пугающим. Ты уже больше не ты, а кто-то другой, а настоящий «ты» пропал… Как же это страшно!

Соломон украдкой взглянул на часы. Они показывали двенадцать с четвертью. Четверть часа его обеденного перерыва была безвозвратно потеряна.

- --">