Олег Кельман - Нения

Внимательно смотрел, будто мог прочесть мысли, увидеть то, что видели глаза каждого раба.

Проходя мимо Хали, он остановился. Монах смотрел на землю под ногами, боясь пошевелиться.

– Смотреть, – произнес хорт.

Хали поднял голову и встретился с ним взглядом. Бронзовые, блестящие, обрамленные черными густыми ресницами глаза переливались в лучах восходящего солнца. Меняли цвет, как масляная пленка на воде. Они завораживали и пугали одновременно. Еще секунду хорт смотрел на раба и отвел взгляд, обращаясь уже ко всем.

– Раб, который говорить, жить, – клокотание его голоса вблизи напоминало рокот горнила в кузнице, и казалось, что изо рта вот-вот вырвутся языки пламени.

Он пошел назад, а Хали провожал его взглядом. Остальные надзиратели стояли в стороне и наблюдали за происходящим. Несомненно, этот хорт был главным, и в его руках сейчас находились судьбы всех, кто остался сегодня утром в этих скалах. И Хали уже ничуть не сомневался, что, если никто не заговорит, для всех рабов это утро может стать последним.

Внезапно главный остановился возле старика и положил руку ему на плечо. Показалось, что рука хорта была так тяжела, что старец зажмурился, удерживая ее на плече, медленно прогибаясь под ее весом. Но на самом деле старик просто боялся. Страх был так силен, что его ноги подкашивались, а по обветренным морщинистым щекам катились слезы.

– Кхаррит, ты говорить мне, где они, – теперь хорт обращался уже прямо к старику.

Молчание висело в воздухе. Слышны были лишь всхлипы плачущего старика, который, казалось, забыл родной язык.

– Ты сказать мне, где они? – тихо спросил главный, чуть наклонясь над ним.

Старик открыл рот, но слова застряли, и он только замотал головой.

– Я… я… я… я не… – он задыхался от страха. – Я не… не знаю…

Хорт смотрел на него еще несколько мгновений, а потом резко толкнул в сторону остальных сероликих. Старик успел сделать лишь несколько шагов и, уже падая, был подхвачен за руки двумя надзирателями, которые стояли ближе всех. Хали увидел, как в то же мгновение в руках главного молнией сверкнул ятаган. Сделав шаг, хорт вскинул клинок, отрубая упавшему пленнику руку. Хали зажмурился, но все слышал. Слышал, как кричал старик, как в агонии он катался по земле и захлебывался собственной слюной. Как крики превратились в хрипы. Измученный человек больше не мог выносить боль. Хали открыл глаза.

– О Солнцеликий! – сорвалось с его губ, и он закрыл рот рукой.

Кровь. Она была везде: на песке, на скалах и камнях, на стражниках и рабах. Старик уже был бледен. Его кожа стала почти такой же серой, как и у хортов, спокойно наблюдавших все это время за казнью. Главный стоял рядом с умирающим.

– Хур! – рыкнул он, и один из сероликих подошел к старику и поднял его на колени. В следующий миг ятаган вновь описал в воздухе полумесяц, отсекая умирающему человеку вторую руку, за которую его и держали. И вновь раздался крик. Но в этот раз уже короткий. Старик потерял сознание и упал вперед, разбивая лицо о камни.

Помощник бросил отрубленную руку под ноги рабам. Хали посмотрел на них. Ужас, что застыл на лицах, могла видеть только сама смерть, которая пришла сегодня и уже, кажется, наложила на них свои костлявые пальцы. Через несколько мгновений она заберет с собой первого, и это только начало.

Главный хорт повернулся к рабам, направив в их сторону оружие. С клинка еще срывались и падали на песок густые красные капли.

– Два раб уходить и два раб умирать, – произнес он приговор оставшимся людям.

Все стало ясно. Этим утром предстояло умереть еще одному. Это было неизбежно, как восход солнца. Вопрос только – кому.

Хорт водил кончиком ятагана из стороны в сторону, обводя всех рабов. Хали стоял с краю, и, указав на него, клинок на миг остановился, но тут же продолжил движение обратно и через секунду замер на Паче. Раб опустился на колени, не в силах отвести глаза от окровавленного оружия, указавшего на него.

– Не надо, – прошептал он. – Пожалуйста. Я ничего не знаю.

Двое хортов, что прежде держали старика, подошли к Паче и подняли его с колен.

– Не надо… – он начал плакать. – Пожалуйста.

Его дыхание сбивалось, а губы скривились в судороге.

Хали вновь закрыл глаза. Но сейчас он уже не

--">