Денис Витальевич Килесов - Хроника мёртвого города

тряпками, а к дверному проему прислонен матрас. Периодически, помещение сильно трясло от ударных волн рвущихся в городе бомб. Поначалу были слышны крики и вопли людей снаружи, затем лишь стоны и молитвы тех, кто остался в доме. Но последние полчаса доносились лишь хлопки, свист и шипение.

На полу лежал, скорчившись, человек в противогазе. Какова роскошь — целое убежище для одного человека. Но ему от осознания своего везения не было легче. Всем остальным бывшим обитателям этого убежища отравляющий газ стал до лампочки — не вытерпели. А Капитан Туман корчился в муках. Ватное тело отказывалось стоять. Слабость накатывала волнами, замутняя рассудок, и, стремясь вывернуть желудок наизнанку. Может, фильтры просрочены, а может и не фосген это вовсе, а нечто новое, более эффективное — Туман не знал. От фанатиков Пророка можно ожидать всего, чего угодно. Оставалось только терпеть и не сдаваться, ведь все еще есть, ради чего стоит выжить. Кислорода все меньше, мучительно трудно дышать.

Туман собрал силы и, привалившись к стене боком, встал на четвереньки, в бессилии опустив голову. Дышать стало немного легче. Запах сена, проникающий сквозь фильтры, вновь усилился — обстрел мятежного Города продолжался. «Только бы дожить до конца», — успел подумать Туман, и его рассудок нырнул в вязкое болото бреда и галлюцинаций.

Он очнулся. Вопреки остервенелой бомбежке, океанам напалма на улицах и облакам ядов, в которых затопили Город те, кого не устроили мысли и действия его обитателей. В стене напротив, прямо под низким потолком зияла дыра, пропускающая вечерний сумрак и оранжевые всполохи. Стены и пол были покрыты чем-то вязким и липким. Туман с трудом поднялся, опираясь рукой о стену. Бушлат из плотной ткани был прожжен в нескольких местах, словно попал под кислотный дождь. Неимоверно зачесалась щека, рука инстинктивно дернулась к лицу и устранила неприятное ощущение. И только через мгновение Капитан понял, что он сделал это, не снимая противогаза. Еще не до конца осознавая, он начал трогать лицо и лишь подтвердил свои смутные догадки. Противогаз, настолько привычный для любого противогазера, не только намертво врос в кожу, но и, по сути, полностью ее заменил. Теперь стоило прикоснуться к оплавленной резине, как это чувствовалось, словно и не было никакой маски.

«Дела-а…» — вздохнул Туман, и устало вылез наружу через образовавшееся окно, с трудом двигая конечностями.

Город изменился до неузнаваемости. Широкие проспекты завалило обломками зданий, глубокие воронки полыхали жарким химическим пламенем, а некогда высокие дома сгорбились и рухнули под натиском снарядов. Зеленые парки обратились в серый пепел, а памятники деятелям культуры и науки, коими всегда славился Город, оказались сорванными с мраморных постаментов. Отовсюду, из-под обломков, из небольших бомбоубежищ и подвалов начали вылезать люди. Все они в растерянности оглядывались вокруг, не зная, что теперь делать. Все они были в масках, которые теперь никогда не смогут снять. Те, кто решил ими пренебречь, вовсе не пережили атаки.

Вдруг, откуда-то из глубины Города, послышалась музыка. Играла скрипка. Туман побрел на звук, волоча деревянные ноги по еще скользкому асфальту, расплавленному бушевавшей здесь огненной бурей. Как давно это случилось? День, два назад? Вполне возможно, что и целую неделю. Определить невозможно, да и нет никакой необходимости. Во многом теперь поубавилось смысла.

Скрипачом оказался мальчишка лет двенадцати. Он был в летней форме детского лагеря, в который возили детей еще этим летом, прямо накануне блокады. Инструмент мелко дрожал в его руках, от этого звук выходил не особо чистым. Но в то же время в нем была искренность и надежда, не сломленная гордость вперемешку с ребяческой обидой. Мальчишка стоял на пустом постаменте и играл, не обращая внимания на увеличивающееся количество слушателей. Для него не существовало мира вокруг, лишь музыка, с помощью которой он говорил что-то очень важное, но недоступное для понимания остальным. В звуках скрипки была вся его трепещущая, как маленький язычок пламени на ветру, детская душа. На площадь вокруг постамента стекались люди, неуверенно тянущиеся друг за другом. Без исключения на всех присутствующих были маски, кроме маленького скрипача.

Когда он закончил и опустил смычок, кто-то в толпе, спустя минуту, нарушил гробовую тишину: «Как твое имя и где твои родители?»

В ответ на --">