видел отважного Геронтия на переднем краю битвы? Я не видел.

Со времен Великого Константина в Британии не видели такого войска, как то, что собрали мы — двадцать тысяч человек! пятнадцать тысяч лошадей! Но сколько бы нас не было, а в тот день Артур вышел с врагом один на один, а вот изменники-лорды куда-то подевались. Что ж, они сделали свой выбор. Да будет так. Но вместо того, чтобы оскорблять Небеса своими жалобами, лучше бы им воздать хвалу за то, что им есть чем жаловаться, и что они вообще дышат.

Артур дорого заплатил за мир, которым мы наслаждаемся сейчас. Его унесли с поля битвы, а вместе с ним унесли и наши сердца, и солнце, и звезды, ибо без Артура нам предстоял путь во тьме.

— Они отвезли его в Инис Аваллах, — сказал Рис, его лицо посерело от усталости и беспокойства. — Если вы знаете какие-нибудь молитвы, молитесь. Ибо если Артуру дано исцелиться, то это возможно лишь в святом месте, и ни в каком другом.

Мудрый Эмрис лучше всех знал, что делать. Рис передал последний приказ Артура:

— Отведите вандалов на север, отдайте им земли мятежных лордов. Тамошних британцев изгнать, поселения отобрать, а винят они пусть своих неверных хозяев.

И вот вандалы ушли. Наступил мир, и завоевал его Артур. Мы разделили войско; Бедивер, Кай и я провожали нового вожака вандалов Мерсию с его людьми в земли, дарованные им Артуром на севере. Кадор и остальные кимброги — так звал Артур своих друзей сердца, — наблюдали, как предатели со своими последователями покидали берега Инис Прайден, оплакивая конфискованные земли.

Нас было много, мы устали от боев, и потому двигались на север неспешно, сопровождая орду вандалов, с трудом находя по пути воду. Вот с этим действительно возникали сложности. С каждым днем засуха усиливалась, земли изнывали от жары. В пути нам попадались крепости, покинутые жителями, бежавшими в Арморику, — но еще больше ввергали в уныние крепости сожженные, разоренные и разрушенные чумой.

Мы видели много страданий, но еще горше нас угнетала мысль о том, что придется сгонять с земли честных британцев. О, это очень, очень непросто — сказать человеку, чтобы он оставил свой дом, а все его труды пошли прахом лишь потому, что его негодяй-лорд нарушил присягу Верховному Королю. Проще уж сразу прикончить такого человека; клянусь, это добрее.

Мне очень не нравилось задание короля и я молился, ища способ избежать того, что должно быть сделано. День за днем, пока мы шли, вернее, тащились, с вандалами на север, я молил Бога о чуде.

И на мою молитву ответили, пусть не чудом, но весьма удачным решением. Однажды ночью, на шестой или седьмой день после того, как мы покинули наш лагерь возле Каэр Глоу, Мерсия с рабом-переводчиком подошли к шатру Бедивера. Вообще-то, этот шатер принадлежал Артуру, и Бедивер взял его с собой в память о короле. Мы отдыхали после очередного тяжелого дня.

— Чего они еще хотят? — проворчал Бедивер.

Мне, как и ему, хотелось лишь одного — чтобы поскорее кончился этот трудный день.

— Я разберусь, — пообещал я, рассчитывая отослать посетителей побыстрее. — Сиди, брат, я справлюсь.

— Ладно, я сам, — вздохнул Бедивер. — Надо выяснить, что там у них приключилось. Мы и так два дня не виделись, пусть расскажет.

Смуглый темноволосый Мерсия приветствовал нас обычным порядком, ударив кулаком в грудь. Бывший священник Хергест заговорил почти одновременно с Мерсией:

— Приветствую, друзья.

— И тебе привет, — довольно мрачно откликнулся Бедивер. Позади был трудный день, так что никакого энтузиазма в голосе моего друга не было и в помине.

— Садитесь, если хотите, — пригласил я без особого радушия. — Я бы предложил тебе чашу, чтобы мочить горло в такой знойный день, но нам нечего в нее налить. — Я нарочно сделал упор на воде, чтобы пресечь разговоры, возникавшие каждый день. Вандалы хотели больше воды. То, что у нас было, неизменно делилось строго поровну между всеми, и больше взять было негде.

— Да, жарко, — сказал Мерсия на нашем языке. Его речь, хотя и корявая временами, быстро улучшалась. Без сомнения, Хергест оказался хорошим учителем.

— Земле нужен дождь, — вздохнул Бедивер, откидываясь на спинку походного стула.

— Мой народ жаждет, — прямо сказал

--">