Эд Макдональд - Знак ворона

– Страх – он от нечистой совести, – заметил я. – Кое-кому и вправду стоит бояться.

Ост кивнул, запустил ладонь в редеющую шевелюру. Наверное, ему уже седьмой десяток. Гордец. Непривычно ему просить. Трудно.

– …Я не хотел к тебе идти, но доверить такое могу только тебе, – наконец признался он.

Ну да, мужчина мужчину зовет прийти одного ночью или затем, чтобы его прикончить, или из-за того, что при свете дня ему встречаться стыдно. А убить меня Ост не пытался. Во всяком случае, пока.

– Ну, говори, – подбодрил я.

Ост залпом допил вино, оскалился, скривился.

– Эх, с чего тут начать? В общем, залез я по уши в дерьмо. Такое, за какое ты вешаешь. Я все расскажу. Но давай договоримся?

– Думаешь, я о таком договариваюсь?

Ост прямо встрепенулся, подбородок выставил. Ну да, нам не страшно, нам море по колено. С другой стороны, он сорок лет водил людей по Мороку. Намного дольше меня. Если присмотреться, под его кожей заметна сеточка черно-зеленых прожилок. Это яд Морока, крошечные сгустки отравы, прижившейся в теле. Он видел дульчеров и сквемов, сражался с драджами и смотрел на то, как людей превращают в пыль. А я – просто урод с сединой в бороде. И никакой черноты под кожей.

– Разговор не обо мне, а о моей дочке и ее сыне. Если я раскрою рот, мне точно крышка, но они-то здесь не при чем. Сделай так, чтобы они исчезли – где-нибудь за Пограничьем, в Испии или Искалии. Чтобы их отсюда не достали.

Я внимательно рассматривал его. Похоже, не врет. Да и дети – одна из тех немногих тем, которая еще способна меня тронуть.

– И от чего их нужно защищать? – спросил я.

Баржа закачалась – сперва легонько, потом сильней и резче, так что задребезжали шторки на иллюминаторах. Ее приподняло волной, резко опустило. Бутылка скатилась со стола и разлетелась вдребезги, затрещало, посыпалось стекло уличных фонарей, берега канала погрузились в сумрак. Я схватился за стол, чтобы устоять.

– Дерьмо! – взвыл Ост и шлепнулся на пол, а сверху, хороня его под кучей промасленной парусины, посыпались старые плащи.

Земля рокотала и стонала. Где-то вдалеке с грохотом обвалилось что-то большое, наверное, дом. Рокотнуло напоследок – и все, землетрясение закончилось так же внезапно, как и началось. Я протянул Осту руку. Тот проигнорировал помощь. Предпочел встать сам.

– Третье за неделю, – заметил я.

Мне это не понравилось. Очень. Все из ряда вон выходящее – повод для тревоги. Но, как правильно указала Валия, даже «Черным крыльям» ничего не поделать с землетрясениями.

– Пошли на палубу, – предложил Ост. – Я б сейчас покурил, а хозяин баржи злится, если я дымлю внутри.

– Почему ты живешь на барже?

– Дешевле, чем где бы то ни было, если вонь нипочем, – пожав плечами, ответил он.

Снаружи было зябко. Воздух чуть не хрустел от холода. Клада пошла вниз, поднялась Риока, пурпурный цвет перешел в алый. Фос-фонари на улице горели на треть мощности, один шипел и трещал – наверное, повредило трубу. Я раскурил пару сигар и протянул одну Осту. Эдакий жест взаимопонимания, если не дружбы.

– Поля же совсем невинная, наивная. Она и видеть меня не хочет, – сказал Ост. – Скверно с нами было. Но придется.

Что ж, сделка так сделка.

– Ты выкладываешь мне что-то весомое, а я забочусь о том, чтобы она начала новую жизнь далеко отсюда.

– Ладно, – согласился Ост и несколько раз глубоко затянулся. – Я взял работу, по Мороку. Повел стороннюю братию. Они соврали насчет своих имен, но верно назвали место назначения: фиксированную точку, долину Тивена. Знаешь ее?

Я кивнул. Четыре дня езды через Морок, место с идеально круглыми валунами. Теперь наши армейские патрули дальше не заходят.

– Братия хорошо вооруженная, с тяжелыми арбалетами. И доспехи ничего. Крепкие ребята. Еще пара спиннеров с ними. Платили отлично – я почти заработал пенсию. Я подумал, мы идем копать реликвии. Конечно, я знал, что это нелегально, контрабанда из Морока запрещена, но коллекционеры последнего коня продадут ради золотой марки Адрогорска. За то, что мне обещали, Поля могла бы хорошо устроиться.

– И что?

– А то, что когда мы выехали, я увидел: с солдатами неладное. Когда они разбили лагерь первой ночью, никто не смеялся. И не шутил. Солдаты сидели молча всю ночь. Мы с тобой знаем, что в Мороке не до смеха. Но меня до жути пробрало то, что они и не боялись.