Василий Владимирович Кононюк - Я меч, я пламя!

говорила и такого не могло быть, потому что не пью. Я еще несовершеннолетняя, мне нельзя курить и употреблять спиртное.

– А что, босота, с которой ты шляешься, тебя не угощает?

– Раньше пробовали угощать, теперь перестали.

– И верно, зачем тратиться, если ты им и так даешь. Подписывай! – разглядывая ее, словно насекомое, прошипел следователь, аж мурашки прошли по коже.

– Я вспомнила, действительно, правильно вы говорите, товарищ милиционер. Споткнулась, головой ударилась, но трезвая, потому что никогда не пью, это вам любой подтвердит.

– Ты что решила, тварь подзаборная, ради тебя я буду протокол переписывать? Встать! – вдруг заорал следователь.

«Сейчас под дых ударит!» – Оля инстинктивно напрягла пресс, развернулась в сторону, сбивая левой рукой в сторону кулак, несущийся к ее животу. На какое-то мгновение ее пронзило острое желание воткнуть растопыренные пальцы в выпученные глаза следователя, проваливающегося вслед за своей правой рукой, скользнувшей по ребрам. Но вместо этого она развернулась в сторону двери и, крича благим матом: «Убивают!» – побежала к себе в палату.

Больше в больнице ее не трогали. Соседки обходили девушку как чумную, а Оля гуляла по больничному парку, грелась на весеннем солнце и старалась разобраться в тысячах мыслей и воспоминаний, заполнивших ее. Иногда она жадно читала брошенные газеты, и ее охватывало желание немедленно написать письмо товарищу Сталину, рассказать все, что она уже вспомнила и поняла. Но, успокоившись, Оля понимала, что еще рано и нужно решать текущие проблемы.

Между делом она вспомнила злополучное воскресенье, да заодно и всю предыдущую свою жизнь. Листая страницы немногих прожитых лет, Оля удивлялась: девушку не оставляло впечатление, что прошлую жизнь жила не она, ну не могла Ольга быть такой непроходимой дурой и так бездарно гробить саму себя. Она не была гулящей, как по незнанию решил следователь. Она была подругой блатного семнадцатилетнего хулигана Ростика по прозвищу Кочерга, успевшего отсидеть год в зоне для малолетних преступников. Вспоминая свою первую и единственную любовь, Оля никак не могла понять, как это ничтожество, этот моральный урод смог получить над ней такую власть. Вспоминала все, что делала ради того, чтобы заслужить его похвалу, как по первому слову ложилась под его дружков, и ее неудержимо тянуло на рвоту, а безумная жажда разрушения волной накрывала сознание. И только спокойный голос, шепчущий: «Спокойно, девочка, это не беда. Все, что не убивает, делает нас сильнее!» – заставлял продолжать вспоминать.

В это воскресенье, совпавшее с выходным очередной шестидневки, он зашел за ней вечером домой. Мать припахала Олю со стиркой и уборкой. Ростик договорился с мамашей, сунул ей в руки чекушку и забрал Ольгу с собой. По дороге объяснил ей, что нужно обслужить одного важного барыгу, за это он ей купит мороженое и поведет в кино, а если она будет послушной, то, может, даже там ее и отдерет.

Барыга не понравился Оле с первого взгляда, она сразу почувствовала странный запах – от барыги пахло смертью. Плохой смертью. Когда он, поставив ее на колени в подворотне и схватив одной рукой за волосы, заткнул ей рот своим членом, а второй рукой зажал нос, уже задыхаясь, она вдруг успокоилась. Страх и паника в ней сменились волной ярости, и, вместо того чтобы шире открывать рот, пытаясь втянуть глоток воздуха, она просто сжала зубы. Сильно.

Последнее, что она запомнила, перед тем как удар по голове отключил сознание, – тонкий поросячий визг, заполнивший пустую подворотню.

«Да, вот теперь, Олечка, вляпалась ты всерьез! – весело сообщил внутренний голос. – За такое или на ножи посадят, или рожу распишут, так просто с рук тебе это не сойдет. Но есть один положительный момент. Ни барыга, ни Ростик об этом трепать не будут, не в их это интересах. Закопают тебя по-тихому, и все. Так что не зевай, подруга. Как увидишь своего ненаглядного, смотри за ним в оба и, чуть что, бей первой».

Составить приблизительный план развития событий и нейтрализации потенциальных угроз оказалось нетрудно, более того, планирование принесло ощущение чего-то знакомого, чем занимаешься подолгу и с удовольствием.

В четверг с утра ее выписали из больницы, вручив повестку в милицию на четырнадцать часов. Переодевшись в свое платье не первой молодости и коротенькую курточку, Оля направилась домой. Почему-то ее совсем не удивило, когда она услышала до боли знакомый голос:

– --">