Игорь Васильевич Белый - Заговор Сатаны. Исповедь контрразведчика

первым учителем по контрразведке СССР.

Спокойный, немного повыше меня ростом, русоволосый человек, лет сорока, сразу же произвел на меня сильное впечатление. Он был удивительно выдержан, я чувствовал, как он, прежде чем сказать каждое слово, секунду как бы выверял его. Это было на самом деле незаметно, но я интуитивно это воспринимал, ощущал. Может быть, именно мое интуитивное восприятие, моя чуткая настороженность и обратили на меня внимание этого человека. Контрразведчика-аналитика, мыслителя и знатока людей. Да и в той самой драке, возможно, даже не умение мое драться, развитое самой жизнью с раннего детства, а мое упорство, непреодолимое желание дойти до конца, победить, заинтересовали его.

Мы с ним проходили часов с двенадцати вечера и до пяти часов утра. И как ни странно, мне не хотелось от этого полковника уходить домой, хотя признаться, я военных видел редко. В военкомате был один раз, в десятилетнем возрасте, – просился на фронт, но мне там отказали, и я больше вообще не желал встречаться с военными.

– Вот как быстро время пролетело, – сказал Александр Васильевич. И спросил меня:

– А завтра часиков в девять вечера мы не сможем встретиться?

Я сразу же дал согласие.

Пришел домой, мама уже хлопотала на кухне, но не спросила, где был. Я видел, как она мучается от боли в печени, но помочь не мог ничем. Она глянула на мою рубашку и заплакала, потом увидела ссадину на левой скуле. Запричитала:

«Да разве можно с ними драться, у них ножи и свинчатки какие-то – убьют. Что мы с Марусей будем делать? Я больная, а она еще маленькая».

Сестренка, Маруся, действительно была очень слабенькая. Годы были тяжелые, нужда и смерть хозяйничали почти в каждом доме. Выселенные народы с Кавказа: ингуши, чеченцы, греки, карачаевцы, азербайджанцы, крымские татары, – озлобленные на всех и вся, своими обычаями пугали многих. Но мы, подростки, быстро перенимали их нравы и правила и не только оказывали сопротивление им, но порой держали иных под своим контролем. Тем более мы, подростки пятнадцати-семнадцати лет, имели всю «боевую» атрибутику, которая была у кавказцев. Среди волков жить – по-волчьи выть. Поэтому мы (я и еще некоторые ребята) порой помогали учителям наводить порядок в школе, в зимнее время, когда учились. Молодые учителя за оказанную помощь привлекали нас в кружки художественной самодеятельности. И так уж получилось, что среди всех ребят именно я пользовался особым вниманием на танцах в совхозном клубе.

Постоянно меня на белый вальс приглашали молодые учительницы, за что мои сверстницы иногда выговаривали мне недетские догадки и упреки. Иногда меня приглашала на белый вальс блондиночка-немка из соседнего совхоза «Каучук» и постоянно хвалила меня за легкость танца. Она тоже была старше меня на десять-пятнадцать лет.

Как мы условились о встрече на двенадцатое сентября с Александром Васильевичем в клубе, так оно и произошло. Он пришел во всем гражданском в тот момент, когда мы танцевали белый вальс с той же блондинкой из «Каучука». Я сразу заметил его и слегка кивнув, поприветствовал. На нем были серый в полоску пиджак, белая рубашка и черный галстук. Меня очень тогда заинтересовало, как это ловко у него повязан этот галстук? Все это для меня было совсем новым… После танца подошел к Александру Васильевичу, поздоровались. Минут пять-семь посидели и ушли. Когда прошли метров сто от клуба, он достал сверток и сказал:

– На, это тебе две рубашки и двое брюк, наверное, мама вчера расстроилась за порванную рубашку.

Я ему все рассказал, и даже про то, что больна мама, и про то, что я опасаюсь - выживем мы или нет? Я так честно и с таким запалом говорил, наверное, часа два, едва сдерживая слезы от беспомощности, что он даже не попытался остановить меня и успокоить, пока я сам не остановился, понимая, что из моих слов он едва улавливал суть.

– Мы все знаем, но, к сожалению, не смогли появиться здесь раньше. Давай договоримся о том, что с этой минуты мы родственники, а называть я тебя буду не Егором, а Игорем. Идет? – добавил Александр Васильевич.

– Идет, – отвечал я.

Прошли мы с ним до станции Тюлькубас, там, в одном из домов, он взял десятилитровый бидончик с медом и мешочек, килограмм на десять, сахара и пошли обратно в совхоз Джувалы. Весь груз я оставил около своего дома, а сами мы пошли в направлении деревушки Кенаф, что приютилась на берегу горной речки Арыси. Как-то незаметно для меня разговор наш --">