Алексей Геннадьевич Ивакин - Ich hatt' einen Kameraden (У меня был товарищ)

приближался к русскому брошенному танку.

  По бокам, так же осторожно, пригибаясь, перебежками шла пехота.

  Советы молчали. Ни одного выстрела с их стороны. Ни одного шевеления. Только дымок по кромке леса, на том берегу небольшой речки. Неужели ушли?

  Штайнер напряженно вглядывался вперед, высунувшись из-за башни. На голове Максе красовался стальной шлем, который он позаимствовал у одного из убитых. Наконец, "четверка" приблизилась к брошенному русскому великану. Да, точно и гусеницы на месте, и люки закрыты. Впрочем, может они через нижний люк выбрались?

  "Четверка" остановилась в пяти метрах от русского. Зингер, Кёллер и Штайнер спрыгнули на сухую, взрыхленную войной землю.

  - Давайте, тащите, я барабан крутить буду, - крикнул радист.

  Буксировочные тросы, коих было две штуки, наматывались на барабаны, размещавшиеся по обе стороны от верхней лобовой плиты корпуса.

  Так... Конец на плечо и бежать.

  Приближаться было страшно. Казалось, что курсовой пулемет противника вот-вот оживет и шевельнется. Но нет. Ничего не происходило. Зацепить...

  И Штайнер, спотыкаясь, побежал за вторым тросом.

  - Готово!

  Брандт, высунувшись по пояс из командирского люка, махнул своим танкистам рукой:

  - В сторону! И за буксировкой следите. Нормально закрепил?

  Вместо ответа Кёллер показал большой палец. Брандт кивнул и скрылся в башне.

  "Четверка" дернулась.

  Тросы постепенно натянулись, словно струна на гитаре: едва-едва и зазвенят.

  Русский стоял как вкопанный.

  Оно и понятно - вон какая толстая машина. "Четверка" выглядела рядом с русским как-то... Как Гретель рядом с людоедом.

  "Четверка" взревела "Майбахом", выпустив очередной клуб вонючего сизого дыма.

  Есть! Русский танк сдвинулся на сантиметр, другой...

  - Пошел гулять Октоберфест! - заорал Зингер, замахав пилоткой.

  Дело немного осложнялось тем, что большевика приходилось тянуть чуть в горку. Но ничего. Немецкий двигатель явно побеждал советского тяжеловеса.

  Пехотинцы унтер-офицера Ковальски время от времени бросали любопытные взгляды на буксировку трофея, но не забывали следить за лесом, откуда несколько часов назад выскочили в атаку Советы.

  Постепенно "четверка" набирала скорость, таща за собой большевистский танк, медленно, но верно поднимаясь по уклону поля.

  Внезапно русский ожил.

  Он взревел мотором, и дернулся назад, словно оглушенный дикий зверь, почувствовавший страх несвободы.

  Черный дым его труб смешался в воздухе с синим немецким. Жутко заскрипел металл, натянулись тросы.

  Башню русский не повернул. Видимо, заклинило. А в немецком танке некому было подать снаряд и навести орудие.

  Немец взревел, из-под его гусениц взлетела грязь.

  Русский ответил упрямым рычанием.

  Штайнер замер, глядя на невиданное перетягивание каната.

  Русский оказался сильнее. Гусеницы немецкого танка буквально скользили по земле.

  Рычащий большевик тащил за собой нечаянную добычу.

  Штайнер вскочил и бросился было к танку, но его за ногу схватил пехотинец:

  - Лежи, дурак!

  В этот момент советский танк повернул башню. Его орудие уставилось в лоб немцу.

  - Гранатен! - заорал унтер-офицер Ковальски и первым метнул в гиганта гранату с длинной ручкой.

  Та, неслышно за грохотом моторов, ударилась о башню, отскочила и несильным хлопком взорвалась на земле. Вторая, брошенная уже удачнее, взорвалась на гусеничной полке и... И ничего.

  - По гусеницам! По гусеницам его! - закричал Кёллер.

  Бирхофф отцепил яйцевидную гранату и метнул ее в русского, стараясь попасть на гусеницу. Однако, она лишь ударилась о каток и опять отскочила.

  Русский, тем временем, набирал ход, таща за собой упрямую "четверку".

  - Почему Брандт не стреляет? - заорал Зингер.

  Пехотинцы от отчаяния открыли огонь из карабинов и пулемета по русскому. Но что ему были пули, если гранаты его взять не смогли?

  В конце концов, не выдержали нервы у немецкого командира. Он открыл люк

--">