Мария Юрьевна Чепурина - На самом деле

которую начальство полагало настолько важной. Непросто было с челюстью. Марина скоро обнаружила, что кое у кого зубы готовы были сниматься в рекламе пасты. У других скелетов рот был полностью гнилым. А третьи зубов вовсе не имели. Этих третьих после прохождения через руки Марины становилось все больше и больше. Стоило только разок провести щеткой по челюсти, как белые жильцы ее осыпались в ящик для мусора, украшенный этикеткой «Доширак». Приходилось доставать их и отряхивать. Светка так ни разу и не прикоснулась ни к одному из черепов: их очищала Марина. А Светлана сидела, отвернувшись, закрыв лицо руками и дожидаясь, когда череп уберут от нее подальше.

Но скоро они привыкли. Начали весело болтать о своем, возясь с костями, обсуждали флирт и сериалы, занимаясь чисткой позвонков. Сначала складывали кости аккуратно. Но вскоре — с подачи Светки! — громыхали так, будто это не останки человека, а железный лом. Один раз даже уронили коробочку с младенческими останками за комод, полный выдвижных ящичков с непонятными надписями. Наверно, они так там и лежат до сих пор, эти детские косточки. Да будет комод им пухом!..

Женщина, встретившая подруг, была единственной представительницей своего пола в этой злосчастной конторе. Ее коллеги, в основном немолодые, были не прочь пококетничать с отбывающими повинность девушками. А еще они были не прочь опоздать. Как и Светка. Несколько раз явившаяся вовремя Марина оказывалась в конторе одна и проводила долгие минуты, даже часы наедине с горой трупов. Впрочем, нет, их было трое: учтем и зубную щетку.

В те моменты, когда контора всё-таки наполнялась работниками, в «мертвецкую» к Свете с Мариной нередко заглядывали мужчины. Чаще всех ходил один пузатый. Он шутил про Йорика и спрашивал: «Ну, что сказал покойник?» Светка хихикала. Марина однажды спросила:

— Скажите, для чего все это нужно? Чем провинились эти несчастные?

Ответа она не добилась.

Здание было серым, мрачным. На крыльце курили люди. Девушка взялась за ручку двери.

Возле гардероба висела табличка с надписью: «Вход в верхней одежде запрещен!». Марина начала расстегивать плащ.

— Вы к Лидии Васильевне? — спросила гардеробщица.

— Да, к ней.

— Второй этаж. Поднимайтесь.

— А плащ?

— Там разденетесь.

— А зонт? Он мокрый.

— Не нужен мне ваш зонт, — сказала гардеробщица.

На вешалке внутри ее владений одиноко висела чья-то мужская куртка.

Марина поднялась по лестнице. Атмосфера была явно угрожающей. Высокий потолок, узкий коридор, облупленные стены с надписями: «Служебный вход», «Служебный лифт», «Служебный туалет», «Вход строго воспрещается!».

На подоконнике красовался одинокий фикус. Каждый из его листочков был покрыт толстым слоем пыли. Рядом помещалась желтая табличка с надписью, которая развеяла последние надежды: «Цветы не трогать!».

Студентка исторического факультета Марина поняла, что архивная практика в этом году будет нелегкой.

2

Андрей снял очки, аккуратно протер их и надел снова. Мир вокруг стал четче: пустой зал, десять столиков, вид из окна на какую-то вечную стройку. Ничего плохого, но и ничего хорошего. Пограничное состояние. Привал. Перегон. Рубикон. Андрею казалось, что жизнь должна измениться к лучшему. Если не в следующем месяце, то через один, если не к осени, то к зиме. И обязательно, непременно в этом году! Мир вот-вот обещал стать прекрасным.

Андрей закончил работу над диссертацией.

Если честно, не полностью. Нужно поправить кое-какие абзацы, оформить введение, добавить цитат из источников, найденных в самый последний момент и победоносно соответствующих выводам работы. Отредактировать, пересмотреть сноски и список литературы… Но в целом работа закончена.

Андрей сел за стол. В течение трех часов он пытался прочесть отвратительный почерк бергфохта, совсем недавно бывшего бергшрейбером и что-то писавшего в обербергамт на четвертинке листа.

Из-за цен на бумагу в Петровской России все буквы бергфохта были размером с букашку; с пером управлялся он плохо, ибо в молодости пережил нападение разбойников, а теперь был человеком пожилым. Поэтому Андрей смог прочитать лишь отдельные слова: «бью челом», «государь мой» и «кончились деньги». Кто был автором эпистолы, стало понятно после исследования сургучной печати, красновато-коричневой нашлепки, сохранившейся на обратной стороне листа — неожиданно для себя --">