Алексей Герасимов (Сэй Алек) - Рейхов сын

выглядывал кусок закопченного, развороченного взрывами борта советского парохода, а прямо перед Фишером и фон Берне по всему пляжу валялись выброшенные морем тела. Обожженные, искалеченные взрывами и огнем.

Тела детей.

Их было много, больше сотни. Мальчишки и девчонки от шести-семи лет до подростков годков пятнадцати, рваные и переломанные, в лохмотьях, покрытых гарью и кровью, которые не смогла смыть даже морская вода. Кого-то из них прилив вынес на берег, кого-то, словно ветхую тряпичную куклу, прибой болтал на самой своей кромке, иные едва видны были из-под воды, рядом с берегом…

— Тощенькие-то все какие, прям сущие цыплята, — произнес Фишер, закуривая папиросу. Полчаса спустя, когда солнце уже начало несмело выглядывать из-за горизонта, солдаты продолжали осмотр тел на предмет наличия оставшихся в живых, но надежд на успех не было никаких. Все трупы были либо изувечены взрывами и осколками, либо несли на себе ожоги, несовместимые с жизнью. Чаще, впрочем, было и то, и другое. — Не кормили их там, что ли, в их СССР?

— Ты ненаблюдателен, Ролле, — командир второго взвода, фельдфебель Шварц, хотя и не курил, присел рядом, на здоровенный валун, где разместил свое седалище его товарищ. — Мальчишки все с бритыми головами, одежда на них из одного материала, и, судя по всему, была если не одинаковой, то единообразной… Тебе это ничего не напоминает?

Фишер затянулся и задумчиво поглядел на Шварца.

— А скажите, когда вам давали по зубам последний раз, герр Холмс? — спросил он. — А то у меня сейчас как раз возникло почти непреодолимое желание это сделать.

— Перед самой отправкой в Турцию, герр Ватсон, в заведении мадам Лили, где мы с вами, геноссе, не поделили Адель и толстушку Инкен с летунами. Вы, камрад, помнится, тогда схлопотали стулом по хребтине, отчего тот утратил целостность и превратился в топливо для камина. А вывод из всего того, что я тебе до этого сказал, Ролле, самый простой.

Однако озвучить этот вывод фельдфебель не успел.

— Герр оберлейтенант! Есть один живой! — донесся взволнованный крик Ортруда. Юноша быстро справился со скрутившим его спазмом, и в дальнейшем вполне успешно исполнял свои ефрейторские обязанности.^[3]

Все присутствующие тут же поспешили на зов фаненюнкера.

Когда Шварц и Фишер добрались до места обнаружения выжившего, там уже был ротный санитётерфельдфебель Северин с еще более мрачным, чем обыкновенно, лицом, меряющий пульс едва заметно дышащему пареньку лет четырнадцати-пятнадцати. Удивительно, но молодой человек выглядел сравнительно целым, что «ротный коновал» и не замедлил подтвердить:

— Открытых ран нет, переломов, кажется тоже, — сообщил он фон Берне. — Конечно, могут быть внутренние ушибы и гематомы, разрыв органов…

— Ты, как всегда, оптимистичен, Ганс, — скривился Шварц.

— … однако на это ничего не указывает. Я бы предположил шок от контузии. Кроме того, он, вероятно, наглотался морской воды.

Словно услыхав его слова, мальчик приоткрыл глаза, обвел окружающих мутным взглядом и простонал:

— Pit'.

— Что он сказал? — спросил ротный. — Кто-нибудь понимает по-русски?

— Он попросил пить, герр оберлейтенант, — сообщил оберягер Бюндель. — Я знаю русский.

Ни говоря ни слова, Дитер фон Берне отцепил от пояса свою фляжку, открыл ее и поднес горлышко к губам пацана. Тот сделал несколько жадных глотков, поперхнулся и закашлялся.

— Пока довольно, герр офицер, — Северин мягко отстранил руку с фляжкой. — Обезвоживания у него нет.

— Бюндель! — фон Берне обернулся к оберягеру. — Спросите у него, хотя бы, как его зовут.

— Яволь. — Унтер встал на одно колено рядом с пареньком и по-русски, медленно и раздельно, произнес: — Как тьебя зов'ут, мальчьик?

— Гена… Кудрин, — тихо прохрипел тот, и снова потерял сознание.

— Was?!! — всем присутствующим показалось, что сейчас у оберягера глаза лопнут от изумления.

— Что он сказал? — поинтересовался фон Берне.

— Прошу простить, герр оберлейтенант, но, если я правильно понял, он утверждает, что его имя — Гейнц Гудериан!

Герзе, казармы I-го батальона 100-го горного полка.

12 марта 1940 года, 08 часов 25 минут.

В иное время года и при иных обстоятельствах Дитер фон Берне с удовольствием побывал бы в этом городке. Прекрасные пляжи, приятные пейзажи — тишь, благодать… Деревня чертова. Или как это турки называют? Аул? Или не аул? Надо бы узнать, --">