Марик Лернер - Цель неизвестна

хотя это я, конечно, загнул. Такие места себя не рекламируют и чужаков без рекомендации не принимают.

Наверное, папаша подкузьмил, подбросив идейку. В его понимании характер человека закаляется в трудностях. Сугубо мужской коллектив всегда действует не хуже пресса, выявляя худших и лучших. И не обязательно побеждают правильные. Я вписался, оставшись посредине. Не садист, издевающийся над младшими, но и не вечный отличник. Не технарь, но и не ботаник. Всего понемножку. А попутно набрался самого разного. От умения вскрывать замки до кой-чего совсем не безобидного.

Помимо жесткого режима, практически как в тюряге, мне еще пытались вколачивать в башку разные выгодные для взрослых мысли. Про уважение к другим, правильное поведение и прочее. А фактически мы обменивались опытом и умениями. Я ведь не зря про наркотики и девушек. Мы ходили в самоволки и много чего творили. Да и все же не было десяти лет без права переписки. Всего четыре, и в увольнение тоже отпускали. Веди себя правильно, не раздражай начальство – и будешь в шоколаде. Швейцарском.

А девушки… Уж если есть башли, можно выглядеть сморчком и не иметь рельефной мускулатуры: почему-то они тебя все равно обожают. Надо только правильно подойти, а не предлагать сходу купюры. Проститутки – это низкий класс. Да и противно. Кто его знает, сколько в ней до тебя побывало. Дорогие в этом смысле ничем не отличаются. Одним миром мазаны.

Я споткнулся о первый же камень на берегу и очень неудачно грохнулся вперед. Хотелось полежать и поспать. Все же сил совсем нет. Уже и мороза не чувствую. Тут меня вздернули на ноги, причем в две пары рук, и практически поволокли в неизвестном направлении. Я только медленно перебирал ногами, пытаясь не волочиться за моими доброжелателями.

– Куда? – вяло спросил.

– Домой, – бодро ответил мужской голос. – Рядышком. Василий-то в избе?

– Хто? – удивляюсь.

– Совсем плох, – произнес озабоченно. – Давай быстрее.

– Все хорошо будет. Человека спас, на себя опасность взял, да и сам выплыл, водяному не дался. На роду, видать, удача.

В том же темпе меня проволокли к одной из изб, подняли по ступенькам и чуть не головой отворили дверь. Заполошно вскрикнула женщина. Что-то бурчал мужчина.

– К печке его, а то околеет.

– Раздевайся!

– Теперь уж не околею, – блаженно бормочу, освобождаясь от затвердевших на холоде одежек и швыряя их прямо на пол. И вовсе не русские армяк или тулуп, всплыло откуда-то в уме. И не кухлянка. Не так называется. Совик и малица.

От огромной печки, занимающей добрую треть помещения, идет приятное тепло, и я поспешно лезу наверх. Вслед летят какие-то вонючие тряпки, наверное укрыться, но запах – ерунда. Главное, я теперь точно не сдохну, превратившись в статую. Как того генерала звали, совсем мозги не работают. Я же точно знал.

Даже не заметил, как, пригревшись, заснул. Очнулся, когда меня кто-то толкнул.

– Михайло, – позвал кто-то просительно. – Михайло Васильич!

– Чаво, тятя? – спрашиваю спросонья и шаря рукой возле себя в поисках очков. Нету. Машинально проверил, не сидят ли на носу, мог с усталости все на свете забыть, и чуть не вышиб себе глаз. Координация никакая. Сейчас я теста полицаю на дороге не сдал бы – верняк.

– Ты как? – требует вновь.

Я повернулся и уставился на очередную бородатую рожу. И тут меня пробило, аж в пот бросило, будто в баню угодил. Какой такой тятя? Я что, папаши своего не знаю? И слов таких не употребляю. Ну да, я Михаил, но Николаевич и никаких Вась не знаю и знать не желаю. Ну ладно, говорят окая и цокая, да одежда странная. Но чтобы в доме не было электричества? Да и сами дома без малейших признаков антенн и машин. Какой-то частью сознания я все это уловил, но, двигаясь из последних сил, не обратил первоначально внимания.

Что происходит? – в откровенной панике подумал, валясь на пол с печки. Мужик едва успел отскочить, избегая столкновения, но вполне дружески поддержал.

Какая деревня, какие мужики и рыбалка на льду? Я вчера был в Лозанне, у муттер на вилле, совершено точно помню. Не мог же я там нажраться до такой степени, что ничего не помню? Ни дороги, ни перелета. Никогда такого не было. Ну пробивало меня на хи-хи и движуху после кокаина, но это же когда было, и потом я не обнаруживал себя неизвестно где.

Господибожемой, глядя тупым взором на собственные руки и голое тело, как лежал, так и соскочил, изумился. Допустим, я одурел вконец, --">