Владимир Ли - Характерник

предшественнике в этом теле, Иване, рассказал немного. Ему 16 лет, старательно учился все годы у наставника, теперь мне придется наверстывать пройденное им. Беда случилась вчера в степи, когда Иван и другие юные казаки устроили скачки и молодецкие игры с оружием. В самый разгар состязаний он внезапно выпал кулем с коня, без какой-либо видимой причины. Слава богу, лошади его не зашибли, но и без того досталось изрядно, помяло всего. Вот так, без чувств, привезли товарищи Ивана к учителю, он всю ночь отхаживал, жизнь едва теплилась в юноше. Теперь знахарь думает, что душа Ивана все же покинула тело, а взамен появился я, моя душа. Сам я не чувствую каких-либо мыслей или воспоминаний своего предместника, только свои. И не могу хоть как-то объяснить себе, как и почему моя душа вселилась в другого в столь отдаленном прошлом, характерник тоже в недоумении.

Очевидно одно, в прежнем мире я погиб, не пережил последний свой бой с злодеями. Но сожаления о своем поступке нет, если довелось бы вновь пройти через него, то поступил так же, у меня нет сомнения. Как воспитал меня отец, офицер, бывший афганец, так я и шел по своей, пусть и короткой жизни, не давая ни себя, ни окружающих в обиду, защищал слабых от всяких подлецов и мразей. Вспомнил родных - маму, отца, младшую сестренку, - и Наташу, тоска острой болью, сильней, чем от полученных ран, пронзила мою душу, я их никогда не увижу, а моя смерть принесла им горе. От мучительного сознания, что ничего не поправишь, я невольно застонал, а после перестал чувствовать свое новое тело, отказало дыхание, не мог вздохнуть, казалось, даже сердце остановилось.

Сквозь шум в ушах едва слышу обеспокоенный голос лекаря, что-то он делал с моим непослушным телом, спустя долгие часы или мгновения я ожил, услышал суматошное биение сердца, задышал, наконец отчетливо различил слова характерника: Иван, держись, не уходи, нельзя тебе помирать!

Через минуту, когда я бессильно, весь покрывшийся потом, лежал, приходя в себя, знахарь поднес к моим губам чашку с каким-то темным напитком и приказал: Пей, - я с трудом сделал глоток, другой, третий, после учитель сказал мне: Спи, - что-то стал шептать и я уснул.

Проснулся уже вечером, смеркалось, на столе чадила плошка с каким-то жиром. Знахарь возился у печи, громыхая чугунками и ухватом, от представления ужина у меня засосало под ложечкой, почувствовал сильный голод. Болей, как телесных, так и душевных, не было, только грусть по ушедшей жизни. Похоже, что я пережил кризис, который мог окончиться печально, если не вмешательство характерника. Попробовал присесть на лавке, не сразу, с некоторым усилием, но удалось. Поискал обувь, увидел рядом мягкие сапожки, как у учителя, стал обувать их. На шум обернулся хозяин, увидел, что я сижу, спросил: Ты куда, Иван, собрался?

- Во двор, дядька Данила, мне надо в туалет, - ответил я, а потом поправился, - в нужник.

- Какой ты скорый, едва душу богу не отдал, а уже идти куда-то навострился, - выговорил мне наставник, а после скомандовал: А ну ка, пройдись по комнате, посмотрим, насколько ты выздоровел.

Медленно встал, постоял немного, есть слабость, но голова не кружится, сделал шаг, другой, а потом уже уверенней прошелся по комнате, вернулся к лавке и присел, устал, слаб еще. Данила Степанович посмотрел на меня, а потом высказался: Рано тебе на двор, наберешься сил, тогда и пойдешь.

Сходил в сени, принес оттуда глиняный горшок и скомандовал Давай сюда ...

После, когда я умылся из тазика, вытерся полотенцем, велел сесть за стол, а сам стал доставать из печи чугунки, разлил из одного уху по мискам, нарезал на крупные ломти каравай, дал мне ложку, а потом приказал: Повторяй за мной, - и медленно, слово за словом, начал молиться:

- Отче наш, сущий на небесах! ...

Я послушно повторял за учителем, а после вслед за ним перекрестился по-православному, поклонился в святой угол, и мы приступили к ужину. Старался сдерживать себя, но вскоре опорожнил немалую миску, наставник молча взял половник, налил мне до краев, а потом произнес: Ешь, уха наваристая, тебе на пользу.

После мы съели пшенную кашу с оладьями, запили узваром из фруктов и ягод, завершили ужин благодарственной молитвой:

- Благодарим Тя, Христе Боже наш ...

После ужина Данила Степанович высказал: Сейчас будем укладываться спать, а завтра видно будет, чем заняться с тобой.

Через несколько минут, сходив во двор, он затушил плошку, а затем, кряхтя, полез на печь, на полати и затих, только слышно было тихое --">