Михаил Юрьевич Харитонов (Константин Анатольевич Крылов) - После нас хоть потоп

Луиза дёрнула за витой шнур, колокольчик звякнул, через несколько мгновений заскрипела дверь.

На этот раз король самолично осушил оба кубка.

— Я не буду рассказывать о том, как оказался в теле ребёнка, о регентстве, о Флёри и Вильруа, о войне, о болезни… Всё это уже стало прошлым. Так или иначе, я — король Франции Людовик Пятнадцатый, и другого Людовика история не узнает. Я не хочу, чтобы эта страна превратилась в омерзительную Империю, которая погубит мир. Поэтому я поставил своей целью изгнать из Франции дух аскетизма, бессмысленного труда и служения государственным интересам. Я учу французов любить жизнь, ценить роскошь и удовольствия, творения искусства, красивые зрелища, праздность и беззаботность во всём.

— В этом вы преуспели, Ваше Величество, — вздохнула Луиза.

— Но, разумеется, этого мало. Я намерен истребить самые основания того, что в моей версии истории привело к торжеству бесчеловечной машины. Я спасу эту страну и весь мир — пусть даже дорогой ценой. Тем более, — добавил он другим тоном, — что выплачивать её придётся другим.

— Что вы имеете в виду, мой король? — девушка встревожилась.

— Ничего такого, что тебе не понравилось бы, — Луиза почувствовала, что Его Величество улыбается. — Я поощряю все пороки, все прихоти, все бессмысленные траты нашей знати. Я отдал налоги откупщикам, и пусть они воруют как можно больше. Поощряю я также займы под большие проценты, лишь бы деньги расходовались на роскошь и увеселения. Я смотрю сквозь пальцы на предательство государственных интересов, на взятки, получаемые нашими государственными мужами у иностранцев — пусть треснут их карманы от преступного золота. При этом я последовательно изгоняю из своего окружения всех толковых людей, особенно же поборников прогресса. Зато при моём правлении французский двор стал самым пышным в Европе. Безумные траты, наглое сибаритство, неистовое мотовство — вот чего я требую от своих верных подданных и в чём подаю им достойный пример. От тех, кто по своему состоянию не способен тратить довольно, я жду разрушительных идей, преступлений, ну или хотя бы старого доброго разврата. Пусть аристократия бесится с жиру, философы проповедуют равенство, а беднота голодает и копит недовольство. Ты скажешь, что это приведёт к взрыву? — он внезапно обернулся. — Да! Такого правления не выдержала бы никакая страна, не то что наша. Пройдёт каких-нибудь двадцать, может быть тридцать лет, и Франция уже не сможет выплачивать государственный долг. Думаю, к тому времени высшие слои окончательно развратятся и не дадут государству выправить положение. Жадная свора продолжит опустошать казну, а когда придёт время платить по счетам — переложит всю вину на короля и натравят на него чернь. Если я доживу до этого времени — что ж, пусть так и будет. Но, скорее всего, платить будут мои дети или внуки. Не знаю, как назовут тот кровавый потоп, который зальёт Францию, но будет он долгим… Не удивлюсь, если французы всё-таки изобретут машину для отрубания голов. Но интереснее, что они будут думать о нашей эпохе? Как они её назовут?

На этот раз девушка не задумывалась.

— Они назовут Ваш век галантным, Ваше Величество, — сказала она совершенно искренне.

Людовик внезапно захохотал. Плечи его заходили ходуном.

— Прекрасно! — вскричал он. — Вот именно!

И король снова привлёк Луизу к себе.