Гордон Догерти - Assassin's Creed. Одиссея

спартанскому мальчишке. А вот силе разума, которая в дальнейшем мне остро понадобилась, он меня не учил. Да и вряд ли бы сыскался во всей Элладе наставник, способный научить этому…

Тропа вела нас вверх по склону, к одной из вершин цепи Тайгетских гор, покрытых снежными шапками и изобиловавших глубокими ущельями. Странное это путешествие казалось совершенно бессмысленным. Вот уже несколько месяцев меня не покидали тревожные ощущения. Все началось осенью, когда родители отправились в Дельфы на разговор с оракулом. Они не поделились со мной услышанным от великой прорицательницы, но я догадывалась: должно быть, пифия предсказала им грядущие беды. Отец после возвращения отстранился и стал раздраженным, а мать как будто потеряла интерес к жизни. Ее глаза утратили прежний блеск, став похожими на куски безжизненного стекла.

Идя вслед за жрецами и эфорами, мать частенько надолго прикрывала глаза. По ее щекам стекали струйки дождя. Она крепко прижимала к себе Алексиоса, через каждые несколько шагов целуя одеяло, в которое был завернут младенец. Я в беспокойстве смотрела на нее. В какой-то момент, заметив мой встревоженный взгляд, мать судорожно вдохнула и передала ребенка мне со словами:

– Понеси теперь братика ты, Кассандра…

Полукопье я привязала к поясу, взяла Алексиоса и понесла, крепко прижимая к себе. Склон, по которому мы поднимались, становился все круче. Где-то поблизости оглушительно грохотал гром. Молнии разрывали небо. Дождь сменился ледяной крупой. Из складок одеяла я соорудила нечто вроде навеса, уберегая личико брата от колючих льдинок. Его кожа была смазана душистым маслом. От легких, как пух, пеленок исходил приятный, успокаивающий запах. Дыхание Алексиоса согревало мое озябшее лицо. Его слабые ручонки теребили мои волосы. Младенец что-то лопотал. Я ему отвечала.

Наконец мы достигли плоской вершины. В дальнем конце высился алтарь из мрамора с голубыми прожилками. Время и природные стихии сделали его поверхность щербатой. В углублении, защищенном от ветра, дрожало пламя свечи. Рядом стоял горшочек с маслом, чаша с вином, покрытым мелкими льдинками, и блюдо с виноградом.

Мать остановилась как вкопанная. Из груди ее вырвались сдавленные рыдания.

– Миррин, не будь такой слабой, – раздраженно упрекнул ее отец.

Я почувствовала, как внутри ее разгорается пламя. – Слабой? Да как у тебя язык поворачивается такое говорить, Николаос? Столкновение с истинными чувствами требует мужества. А слабые прячутся под масками смелости.

– Это не по-спартански, – процедил сквозь зубы отец.

– Встаньте подле алтаря, – велел кто-то из жрецов, чья впалая грудь блестела от дождя и тающего снега.

Мне не хотелось рассматривать старинный алтарь… Я уж не говорю про обрыв, начинавшийся в нескольких шагах от него. Там царила тьма, скрывавшая глубокую пропасть.

– Давай сюда ребенка, – приказал старший эфор. Пряди его седых волос бешено плясали на ветру.

Глаза сверкали, как раскаленные угли. Он протянул ко мне костлявые руки. Только сейчас мне открылась зловещая цель нашего путешествия на гору, и я почувствовала тяжесть, сдавившую плечи.

– Отдай мне брата, – повторил эфор.

От ужаса у меня мгновенно пересохло во рту.

– Мама? Отец? – выкрикнула я.

Мать шагнула к отцу и положила руку на его широкое плечо в немой мольбе. Но отец не шелохнулся. Он был безучастен, как скала.

– Нам известны слова оракула, – хором затянули жрецы. – Спарта падет… если этот младенец не будет принесен в жертву.

Ужас пронизал меня от головы до пят. Крепче прижав к себе маленького Алексиоса, я сделала шаг назад. Мой братишка был сильным и здоровым. Зачем же ему разделять жестокую участь спартанских младенцев, родившихся больными или уродливыми? Неужели таковы были слова дельфийской прорицательницы? Кто дал ей власть обрекать Алексиоса на гибель? Почему отец до сих пор не плюнул на ее мрачное повеление и не поднял копье на кучку тщедушных старцев? Вместо этого он лишь оттолкнул маму, и та повалилась на землю, словно рогожный мешок.

– Нет… нет! – с рыданиями повторяла несчастная женщина, когда двое жрецов оттаскивали ее от алтаря. – Николаос, прошу тебя, сделай хоть что-нибудь!

Взгляд отца сделался стеклянным.

Какой-то жрец схватил меня сзади за плечи. Второй вырвал из моих рук Алексиоса и передал старшему эфору. Тот принял сверток, будто сокровище, и затянул нараспев:

– Могущественный Аполлон, дарующий --">