Сергей Линник - Елабуга

– Да подождите же, Андрей Григорьевич!

Чуть запыхавшись, к нему почти подбежал пожилой полноватый мужчина в светлом льняном костюме и соломенной шляпе.

– Андрей Григорьевич, Вы, ради Бога, извините, но Вам надо пройти со мной. Здесь недалеко.

– Вы меня с кем-то спутали, гражданин. Никуда я с Вами не пойду.

– Вы, конечно, вольны идти куда хотите, но сами подумайте, далеко ли у Вас получится уйти с чужими документами? Идет война, документы и у милиционеров проверяют. Что тогда?

– Вы кто такой? Что Вам от меня надо?

– Андрей Григорьевич, я – тот, кто Вам помочь может. Я тоже из две тысячи двадцатого года, поверьте, ничего плохого против Вас я не замышляю. Пройдемте со мной, здесь и правда, рядом всё.

– Ладно, пойдемте. Как к Вам обращаться?

– Михаил Николаевич. Извините, не представился сразу. Михаил Николаевич Щербаков. Ну, а кто Вы, я знаю.

И в самом деле, оказалось недалеко. Уже через пару минут они поднимались по лестнице старого дома. Михаил Николаевич открыл дверь квартиры на третьем этаже и пригласил Андрея:

– Заходите, Андрей Григорьевич, нам сюда.

В квартире было почти пусто. В прихожей на гвозде, забитом в стену, одиноко висел синий плащ. Справа две двери, ведущие, видимо в комнаты, были закрыты, прямо по коридору через приоткрытую дверь виднелась ванная.

– Нам сюда. – На кухне, куда Щербаков сразу завел Андрея, стояли два грубо сколоченных табурета и стол. Из посуды наблюдались две кружки и закопченный чайник.

– Чай будете? Я сейчас воду вскипячу кипятильником. Извините, что так по-спартански, здесь никто не живет, квартиру на всякий случай держим. Вот он и приключился, случай этот.

Через полчаса они пили чай с закаменелыми баранками и разговаривали, как старые приятели. Михаил Николаевич объяснил, как во время какого-то эксперимента на установке с зубодробительным названием случился сбой чего-то не менее зубодробительно называющегося и теперь, чтобы отправить Андрея назад надо что-то там тонко настраивать и когда оно настроится, толком никто не знает.

– А Вы, Михаил Николаевич, как здесь так быстро оказались?

– Так на меня аппаратура настроена, Андрей Григорьевич, поэтому я могу с определенными ограничениями туда и назад перемещаться, но меня через переносной модуль послали, а он только на меня настроен. Жаль, не успел, несчастный сержант этот не пострадал бы. Но Вы не расстраивайтесь по поводу этого милиционера, жалко его, конечно, но тут поначалу и заместитель Ежова пострадал в компании с комбригом одним, такое дело. К тому же, Андрей Григорьевич, все эти люди, – он махнул рукой в сторону окна, – они ведь уже все умерли.

Такое легкомысленное отношение к чужим жизням несколько покоробило, но Андрей виду не подал. Сам он за свою бурную молодость смертей видел немало: вторая Чечня, а потом работа фельдшером на «скорой» приучили к тому, что люди вокруг умирают, а временами и много.

– Поживете здесь, Андрей, документы я Вам железобетонные дам, хоть в Кремль ходи (хотя и не советую туда ходить), одежда в шкафу есть, денег более чем достаточно. Еду можно покупать в коммерческих магазинах, они работают. Мне, к сожалению, через час надо возвращаться, у переносного модуля ограничение по времени. Раз в неделю я к Вам наведываться буду, сообщать, что и как.

– Не надо, Михаил Николаевич, я, пожалуй, уеду.

– Куда, Андрей? Это здесь я еще как-то помочь смогу, да и перемещение только здесь работает. А там – никакой гарантии.

– Ничего, Михаил Николаевич, ничего. Я поеду в Елабугу.

– Что Вы там забыли, Андрей? Эта Ваша Елабуга, извините, находится прямо в центре жопы мира. Это только по карте туда ехать десять часов на машине, а в жизни Вы туда доберетесь неизвестно когда!

– Я все равно поеду. Там сейчас Марина Цветаева. И жизни ей осталась одна неделя ровно. Понимаете, я ведь себе потом простить не смогу, что я знал, мог ее спасти – и не сделал.

– Я над Вами, Андрей, не начальник, приказывать не могу. Мне Ваша Цветаева, извините, не так дорога, как Вам. Но препятствовать не буду. Пойдемте, покажу, где что находится, документики Вам соорудим, да и пойду я.