Борис Борисович Батыршин - К повороту стоять!

Корабль, о котором шла речь, и в самом деле, возвышался над водой всего на несколько футов. Дощатые мостки, по которым надо было спускаться с пирса не палубу, были так сильно наклонены, что гостям приходилось судорожно цепляться за веревочное ограждение – леера. Двое матросов, дежуривших у сходней, подхватывали дам под локотки и передавали на палубу, где их встречал мичман при полном флотском параде.

Посетители нипочем не догадались бы, что мичмана тяготит роль гостеприимного хозяина и гида. По традиции, на стоящие в Кронштадте военные суда допускали по субботам и воскресеньям публику. И пока остальные офицеры съезжали на берег, кто к семьям, кто в поисках столичных удовольствий, – мичман, как младший в кают-компании, принимал посетителей. Сегодня их, правда, немного – с утра накрапывал дождик, и мало кто захотел испытать на себе капризы погоды.

Убедившись, что последние гости – почтенная матрона в сопровождении невзрачного господина в фуражке с гербом почтового ведомства – благополучно преодолели сходни, офицер откашлялся, привлекая к себе внимание. При этом он исподволь бросал взгляды на изящную брюнетку, порадовавшись, что гостья кажется, без супруга. Дама, мило улыбалась в ответ. Юный мичман слегка покраснел от смущения и поторопился принять строгий, независимый вид, как и подобает офицеру Российского Императорского Флота.

– Позвольте, господа, приветствовать вас на борту башенной броненосной лодки «Стрелец». – начал он многократно отрепетированную речь. – Таких в Кронштадте десять, и все построены по проекту американского инженера Эриксона. Это, дамы и господа, тот самый Эриксон, что построил знаменитый «Монитор». Теперь во всем мире подобные суда, низкобортные, с одной или несколькими башнями, так и называют – «мониторы».

Посетители заозирались, оглядывая широкую, как биллиардный стол, палубу. По сравнению с другими кораблями, чьи палубы загромождены орудиями, надстройками, световыми люками, брашпилями, кофель-нагельными стойками и прочим судовым имуществом, эта поражала своей пустотой. Лишь посередине высилась орудийная башня, та самая «коробка из-под монпансье», да торчала за ней дымовая труба.

Между многочисленными типами современных броненосцев, – продолжал меж тем мичман, – вряд ли найдутся такие, которые лучше соответствовали бы условиям нашей береговой обороны. Конечно, обратить все усилия на постройку исключительно мониторов было бы нелепо, но десяток таких судов, – сила весьма почтенная. В ожидании будущего развития флота она отобьет охоту иных «доброжелателей» вмешиваться во внутренние дела России.

– А что же, парусов у вас нет вовсе? – поинтересовалась монументальная супруга почтового служащего. Голос у нее оказался неожиданно высоким, почти писклявым, и мичман с трудом сдержал улыбку.

– Верно, мадам, парусов у нас нет. Их и ставить не на чем, мачты, как видите, отсутствуют. Да и не нужны нам паруса – «Стрелец», как его собратья, предназначены для прибрежной обороны, его дело не дальние океанские походы, а защита Финского залива. При Петре Великом с этим справлялись гребные канонерские лодки; во время Крымской кампании для защиты Кронштадта и Свеаборга было спешно построено несколько десятков деревянных винтовых канонерок, несущих только по одному, зато тяжелому, орудию.

Гости закивали. Петербуржцы постарше, хорошо помнили грозные события тех лет. Объединенная англо-французская эскадра явилась тогда к Кронштадту и всю летнюю кампанию простояла в виду его фортов, так и не решившись пойти на прорыв. А горожане меж тем выбиралась на пикники в Ораниенбаум и Сестрорецк, чтобы полюбоваться маячившими в дымке Финского залива мачтами чужих кораблей.