Борис Иванович Каминский - Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Альт история. Россия начала 20 века. Книга 1

мастера по боевому самбо и успешно играл на гитаре в непритязательных гарнизонных ансамблях. Отучившись два курса на факультете психологии, Димон загулял, чем тут же воспользовалось родное государство. Для начала его призвали во флот, но в результате сбоя в военно-бюрократическом аппарате Димона перевели в бригаду морской пехоты Северного флота. Память о двухмесячной службе на БПК «Североморск» Зверев лелеял. Воспоминания обогащались все большими и большими приключениями. По возвращении со службы встал вопрос — на что жить. Еще три года сидеть на шее родителей Димон посчитал неприемлемым. Подвернулась непыльная работенка — тренировать рукопашников. Позже выяснилось — тренировать пришлось и любителей, и криминал. Институт окончил заочно, но прозябать на нищенский заработок психолога Зверев не собирался. Тренерская работа обеспечивала вполне приличный достаток.

До службы отец попытался дать сыну понимание существа политических преобразований, но без особого успеха. В этом возрасте люди редко интересуются политикой. Сам же Зверев на первых курсах стал захаживать к «нацикам». Длилось это недолго. Тамошняя публика показалась ему излишне категоричной, а местами откровенно глуповатой. Так или иначе, но след в душе Димона был оставлен всеми.

В отличие от этих двоих, тридцатипятилетний Владимир Ильич Мишенин был типичным наследственным российским интеллигентом: немного либералом, в меру честным и конечно трусоватым. С его внутренней неуверенностью конфликтовало стремление к успеху. Была в нем еще одна особенность — таких, как он, частенько называют «тормоз». Мишенин окончил саратовский университет. Успешно защитил кандидатскую по математике, но написать докторскую не сумел — перестройка углубилась до неприличных размеров. В студенческие годы Мишенин увлекся водным туризмом. Последние годы он работал админом. Денег на жизнь не хватало, и мира в семье этоё не добавляло. Приходилось подрабатывать почасовиком в местном университете «Природы и человека». Ильичу было непонятно, почему в «Природе и в человеке» преподают математику и иные точные науки, но денежки хоть и небольшие, но капали. Не понимали этого и жители неглупого подмосковного городка, но детей своих на учебу исправно отдавали.

Сейчас Зверев в очередной раз вспоминал, как повстречал Мишенина.

— Эт точно! Досталось нашему Ильичу, но какая была встреча! — смакуя каждое слово, в который раз рассказывал Дима. — Степаныч, представь! Иду я себе, как нормальный пацан. Вдруг сзади: «Труу, куды прешь, ирод»! Боковым зрением замечаю — выкатывается из-под копыт бомжара. Бомжара такой нормальный, в лохмотьях и с фингалом, все как положено. Делаю шаг, второй… и тут меня замкнуло по-черному — абориген в драных «Адидасах»! Не поверишь, на хребтине шерсть зашевелилась. Если алкаш сшибет десятку на пиво, то мне дорога только в дурдом. Как говорил мой главстаршина: «Дилемма, однако». Оглядываюсь — слава Богу! Декорации на месте, а клиент на пиво не просит. Уф, пронесло! Трезвенник попался.

Отложив свежий номер «Московского листка», Ильич улыбнулся.

— Да уж, натерпелся я. Представьте: я шагнул через порог своей дачки и… сел по пояс в снег. Домика нет, соседей нет. Поорал — никто не отзывается. Кошмар! Делать нечего — двинулся в сторону Александровки, а уже вечером оказался в Москве. Только позже я понял, что меня выбросило в ближнем Подмосковье. Дальше плохо, меня тут же ограбили, подкинув взамен какое-то тряпье. Мыкался по ночлежкам — ждал, пока сойдет фингал. Спасибо господину Горькому — надоумил писать письма, тем и кормился. Потом судьба повернулась ко мне задом, а конкурент передом. Пасть раззявил — мол, пишу я безграмотно. Тут-то весь мой бизнес и накрылся медным тазом. Платить за ночлежку стало нечем.

Выхожу, солнышко светит, а на душе тоска. С горя чуть не угодил под копыта, а тут этот тип в котелке. По морде видно: Аль-Капоне отдыхает. Я пытаюсь увильнуть, а этот, со зверской рожей, меня этак тростью за шею и вдруг делает «ку».

Сидя в кресле, Ильич обеими руками показал, как он увидел это самое «ку».

— Ага, — вставил Дима, — а когда владелец «адидасов» ответил «ку», я его для страховки: «Здесь продается славянский шкаф?»

— Ты бы еще спросил, где сидит Ходорковский, точно бы довел до инфаркта, — улыбнулся порозовевший Мишенин.

— Господин Доцент, а что нынче пишут в газетах? Участники шахматного конгресса не --">