Аврам Дэвидсон - Церковь Святого Сатаны и Всех Демонов

и согласия Примаса Паннонии, Этнарха Скифии или византийского Экзиларха Балкании. А поскольку граф Владек не удостоился ни предварительного визита Главного Раввина, ни шкатулки с мускусом от Великого Ходжи, ясно, что ни недавно запланированная синагога, ни мечеть тоже ни причём.

Более того — и, достигнув этого пункта своих размышлений, Министр Религий вздохнул и потянулся к табакерке — более того: если бы это был просто вопрос конгрегации новолютеранской или реформатской церкви, не только Брно не явился бы проконсультироваться с графом Владеком, но и Региональный секретарь Министерства не потрудился бы обращать внимание Брно на этот вопрос.

Всё это складывалось в перспективу ещё одного Евангелического Неортодоксального Движения. И, кроме этого пункта, ничего больше не было известно.

Когда такое произошло в прошлый раз, в Прибалкании вспыхнуло восстание, византийские делегаты в парламенте проголосовали против Бюджета, гиперборейцы отказались платить свой подушный налог, а Папский Делегат, монсеньор Пиноккио, ссылаясь на серьёзное недомогание, отменил собрания, проводимые дважды в месяц, на которых он и граф Владек (плюс фельдмаршал Дракула-Хуньяди и профессор Плоц с медицинского факультета) играли в покер — игру, которой монсеньор Пиноккио научился, будучи приходским священником в Бруклине, провинциальном городке на Большом Острове в американской провинции Нев-Джорк.

Конечно, всё это очень тревожно.

Граф Владек уныло втянул понюшку.

— Что на сей раз, Брно? — вопросил он со вздохом и сопением. — Дважды-Потомственные-В-Духе Предестринарианские Баптисты? Или Антиномисты Седьмого Дня?

Брно молча указал на строчку, гласящую: НАЗВАНИЕ ТАЙНОГО ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ, КОТОРОМУ ТРЕБУЕТСЯ ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ и где чётким и разборчивым почерком, не выдававшим ни одного из чувств, которые мог испытывать переписывающий клерк, было выведено: Церковь Святого Сатаны и Всех Демонов.

Молчание нарушил всего лишь Брно, но граф всё равно судорожно дёрнулся. — Это прошение, — произнёс секретарь, так же тихо, как обычно, — подписано требуемыми Девятнадцатью Добропорядочными и Верноподданными Лицами, все из которых зарегистрированы в последней Переписи, все из которых предыдущие пять лет платили подушный налог, все из которых состояли на военной службе и никто из которых никогда не был под арестом. Требуемые нотариальный сбор был уплачен золотом, а также гербовый сбор за квитанцию на годовую аренду помещения, выделенного для вероисповедания.

Вкратце — всё было в порядке, в полном порядке. Министр Религий не находил никаких законных оснований для отказа поставить свои печать и подпись. И, конечно, если он приложит их, то последствия… последствия…

— Я подам в отставку, — произнёс он срывающимся голосом. — Подам — и сложу свои обязанности как Смотрителя Охотничьих Псов в дальней пограничной провинции Птуш, что автоматически положено делать после отставки, без необходимости спрашивать у Трона. Подам… и лишусь моей удобной десятикомнатной квартирки на Корсо, моей такой миленькой пухленькой любовницы, которая поёт в Опере колоратурным сопрано, моего электрического ландо, моего членства в Клубе Конного Спорта и моего английского лакея… — Он закусил кулак, чтобы удержать рвущийся всхлип. Невозможно было даже представить прилично отапливаемую комнату в Замке Птуш и Министра терзал озноб.

К бесконечному удивлению начальника, Брно тихо, но твёрдо заявил: — Досточтимейшему и Благороднорождённому господину министру и графу не следует этого делать.

Надежда ещё не посетила его разум. Но даже одно лишь изумление остановило единственную слезу, выступившую в глазу графа Владека. — Тогда что же мне делать? — прошептал он.

Брно отвечал: — Вам нужно проконсультироваться с доктором Эстерхази.

Энгельберт Эстерхази, доктор юриспр., доктор филос., доктор мед., доктор литер., созерцал кедровую шкатулку перед собой. Наконец он открыл её, извлёк панателлу^[2] Каоба Гранда, втянул её запах, приблизил её к уху и послушал. Затем он отрезал её кончик ножичком с ручкой из слоновой кости (подарок последнего Хаджи Типпу Тибба, из Занзибара и Пембы). Затем он поместил этот кончик в рот, а другой — в маленький газовый огонёк. Он выдохнул через рот клуб дыма; потом некоторое время позволял дыму медленно просачиваться наружу; сделал ещё затяжку, поглубже и удерживал её дольше. --">