Юрий Александрович Никитин - Бездна

сказал я с сердцем. – Мог бы и ближе поставить. А мне надо ещё Аркашу и Тартарина предупредить. Где они сейчас?

– Аркаша в Версале, – сказал он, – но лучше сперва к Южанину. Он тоже обрубил связь. Не знаю, зачем?

Я смолчал, кора магмы как тонкая льдинка, уже пугающе потрескивает под ногами, сердце замерло в ужасе, в щели и окошки зрю под ногами не просто потоки, а багрово-красный океан с оранжевыми прожилками.

Сердце вообще остановилось, тоже боится услышать хруст, после которого корка проломится, и мы с ним вместе рухнем в этот огненный ад.

Внизу иногда булькает, на поверхность выныривают то ли всплывшие куски скалы, то ли плавники чудовищ, живущих в вечно кипящей магме.

На той стороне я повернулся к Гавгамелу, он победоносно улыбнулся, вскинул руку, демонстрируя рельефную мускулатуру, которой позавидовал бы и Геракл, вытянул пальцы и резко взмахнул сверху вниз.

В шаге от меня с треском разошлась щель в пространстве. Я поспешно вдвинулся, уже чувствуя аромат свежего воздуха и приторно сладкие ароматы изысканных цветов.

Здесь сказочно прохладно, воздух чист и свеж, как в своё время сказал Тургенев, как поцелуй ребёнка, небо уходит ввысь, прямо бездна какая-то немыслимая.

Я с удовольствием мощно вдохнул, то ли во мне выветрилась вся романтика, так красиво зовут юношескую дурь, то ли не те гормоны, но не представляю, как бы я вот стал создавать скалы, чтобы потом их «лупать». Если раньше существовало такое уродство, как спорт, то там хотя бы понятно: спортовики как бы расширяли возможности человека.

Хотя, конечно, то возможности не человека, а животного, в теле которого всажен человек, но хотя какая-то отмазка, да и мощную мускулатуру иначе было не приобрести, а для самок всегда было важно, чтобы их самец был сильным и нагибал других, но сейчас… зачем?

Понимаю, переел сладкого, но всё-таки в такую крайность… гм…

Глава 2

По дорожкам исполинского сада Южанина грациозно бродят диковинные животные, что-то вроде газелей, но ещё изящнее, у них глаза уже не глаза, а глазища, впятеро крупнее, почти на грани, а то и за гранью карикатурности.

Одно подошло, подставило шею. Я безучастно чеснул пару раз, и животное интеллигентно удалилось, в то время как простое лесное продолжало бы подставлять спинку и нахально настаивать, чтобы почесал ещё.

В сотне шагов дальше фонтан, окруженный бассейном, в центре фигура Геракла, разрывающего пасть писающему мальчику.

Водяные струи бьют высоко в небо тугими струями, там распыляются на мириады сверкающих в солнце алмазиков, те зависает надолго, а потом медленно и неохотно опускается к траве.

Я ускорил шаг, давно так много не ходил, даже покалывание в голенях чую, хотя с чего бы при наших возможностях. В черепе мелькнуло раздраженно-брезгливое насчет брынцаловщины, слишком пестро и ярко, хотя большинство строений Южанин слизал с индийских и восточных храмов, но перегрузил драгоценными камнями исполинского размера, хотя какие драгоценные, в мире давно нет ничего драгоценного, если брать во внимание материальные вещи. Хотя в духовном тоже, но по слухам, ещё где-то и какие-то есть, хотя новые уже не возникнут, что как бы нехорошо, зато здорово.

В стороны идеально ровными лучами расходятся широкие дорожки, по обе стороны генетически измененная трава, вырастает всего на сантиметр, сто лет не сохнет, не гниет и не ломается, такие же зелёные бордюры с обеих сторон, только повыше, а сама дорога, что легла под ноги, повела к исполинскому храму, действительно величественному и прекрасному, если бы Южанин не испоганил россыпями бриллиантов, изумрудов и рубинов размером в человечью голову, это чтоб были видны издалека.

Еще раздражают длинные светящиеся гирлянды между колоннами, назначения их не понял, наверное, Южанин так выражает свое понимание искусства. Если что-то строится абсолютно бесполезное, то это предмет искусства, знаем.

Южанин, неприлично толстый и в тоге римского сенатора, выехал навстречу на роскошном диване с золотыми ножками, но слез, тяжело и развалисто шагнул навстречу, раскидывая жирные руки с растопыренными розовыми пальцами, похожими на свежесваренные сосиски.

– Тютюн, – сказал он тонким голосом оперного тенора, – Давно тебя не видел!.. Прекрасно, мы как раз тут собрались обедать, аки лукуллы хреновы.

Я покачал головой.

– У тебя и так харя вот-вот треснет.

– Хорошего человека должно быть много, – сообщил он. – А я хороший, вот --">