Юрий Александрович Никитин - Сулла бы одобрил

сильнейшее обезболивающее, подвывал бы, не стесняясь коллег.

Саруман свернул на лестницу в подвал, через два пролета снова дверь, толстая и металлическая, как в банковском хранилище, где золотые слитки на миллионы долларов, но у нас «Алкома-2» в полмиллиарда.

Мужчины попадают к врачу в трех случаях: в первом приводит мама, во втором жена, в третьем привозит реанимация. У меня третий случай. Недавно обрадовали насчет запущенного рака четвертой степени, ласты склею через две недели, зато, как сказали в утешение с мрачным юмором, могу пить и есть что угодно, не обращая внимания на диеты.

Именно потому сейчас вот торопимся закончить то, к чему шли последние пять лет. Да и красивше умереть героем, пошел на почти безнадежный эксперимент! Правда, это для некролога, а так лучше потому, что иначе догнивать под капельницей, когда санитарки выносят из-под тебя тазики говна и меняют простыни, молча желая тебе скорее отправиться в ад.

Саруман и Фальстаф, с которыми, помимо своей работы, тайком корпим еще и над вариантами оцифровки человека, натужно улыбаются и делают вид, что все путем. Вот запустят процесс копирования всего мозга, а там в глубинах компьютера через три часа очнется моя копия. Точнее, я сам, так как при нынешнем способе переноса мозг разрушается, это не copy+paste, а больше похоже на cut+paste.

Рядом с массивными и в чем-то футуристичными блоками «Алкомы» привычное рабочее кресло офисного работника, разве что от него к блокам тянутся десятки толстых кабелей, – беспроводная связь в нашем случае не катит из-за низкой пропускной способности.

Я с кряхтением опустился на сиденье, обычное офисное. Жутко скрипнули то ли ножки, то ли мои суставы. Что делать, избыточный вес, руки возложил на подлокотники. Это когда-то будут особые лежаки для оцифровывания личности, а пока что вот так, попросту. И сейчас не всего усеют нейроинтерфейсами, как ожидаемо, а только голову, да и то не всю, попробуем записать лишь работу мозга, лобные части, на спинной не хватит ни мощности, ни емкости.

Оба, как уже не раз проделывали на тренировке, облепили нужные места моего лысого черепа датчиками, не осталось свободного места, даже глаза закрыли. Хорошо хоть теперь не обязательно внедрять чипы в сам мозг, как было с первыми версиями нейросчитывателей.

Я старался не вслушиваться в торопливые шаги рядом, в прикосновение холодных присосок к черепу, вискам, даже к скулам, а на лоб так вовсю давит холодная гибкая пластина с миллионами крохотных считывающих датчиков.

– Держись за поручни, – напомнил Фальстаф с нервным смешком. – Вдруг рванет так, что голова оторвется?

Я сказал с кривой усмешкой:

– Когда Томас Мор опустил голову на плаху, он сказал палачу: «Дружище, размахнись получше, у меня шея крепкая!»

– В сериале этой фразы нет, – уточнил он въедливо, – а теперь историю изучают по сериалам! Да и не было тогда «Алкомы». Нашей девочке голова не нужна, а мозг вынесет, как умеют все женщины.

Саруман закрепил последний датчик, сказал нервно:

– Врубай! Уже все спят, надо спешить.

– Не трусь, – заверил Фальстаф бодро, – подумаешь, выгонят! Пойдем подметать улицы. Сейчас дворники зарабатывают больше докторов наук… И профессия куда уважаемее при нашей мировой демократии.

Саруман недовольно хрюкнул, молча пощупал присоски у меня на висках – там держатся хуже всего, иногда отваливаются сами по себе.

Я ощутил покалывание в темени, начало расползаться во все стороны, словно сверху капает разогретая сметана. Закрыл глаза, стараясь успокоиться как можно больше. Что я теряю? Одинок, организм изношен, на работе полная задница, финансирование сокращают, вот-вот вообще лабораторию закроют, нашли более востребованные обществом направления.

На секунду я открыл глаза, что-то Саруман дышит прямо в лицо, успел уловить его завистливый взгляд. Ему в цифровую копию хочется перетечь больше, чем мне, но у него пульс девяносто, дыхалка неважная, а у меня давление хоть и двести десять на сто пятьдесят, но пульс в покое чуть выше сорока, а перед сном так и вовсе тридцать семь. Для меня это норма, так вот расчеты на «Алкоме-2» показали, что для оцифровки я подхожу больше, хотя и у меня шансы с воробьиный нос, а у Сарумана и Фальстафа – возле абсолютного нуля по Кельвину.

Я проговорил засыпающим голосом:

– Что-то медленно… Можем не успеть…

Температура в помещении начала повышаться, чувствую отчетливо. Несмотря на всю мощь криогенных установок --">