taramans - Время для жизни

— С тобой? С тобой… буду! — она подошла к нему и, обняв, крепко поцеловала. В губы. Взасос. И Косову показалось, что ее полные, чувственные, такие красивые губы, были чуть солоноваты…

«А может — показалось?».

Она все-таки пришла. Иван, закинув сумку и чемодан на полку в купе, стоял возле вагона и курил.

В легком летнем светлом платье в мелкий черный горох…

— Вань… Ты прости меня, пожалуйста… Я… я вела себя как последняя дура! Мы потеряли с тобой все эти последние дни! Я не знаю, что на меня нашло!

— Перестань, Кира… Все хорошо! И все — правильно! Пусть и не так, как хотелось бы, но… Все хорошо, не кори себя!

— Да-а-а? Не уговаривай меня… Я и правда — дура!

Косов выбросил папиросу, обнял ее и прижав к себе, стал поглаживать по волосам:

— Все хорошо, глупая… Никакая ты не дура. А что чувства порой подводят, так что ж?

— Да? Ладно… поцелуй меня!

— Кир! Тут люди вокруг…

— Ну и пусть! Люди, расставаясь, целуются. Это — правильно… и ничего тут неприличного нет.

После поцелуя, она отстранилась и стала судорожно что-то искать в сумочке:

— Вот! Вот, возьми! Это мой адрес. Обязательно пиши, слышишь! Я буду ждать. Я буду очень ждать! Если не напишешь… я приеду в Омск… и убью тебя! Ты понял, Косов?

С улыбкой он глядел на Киру, такую взволнованную и красивую:

— Ты очень красивая! И я напишу… не знаю — как скоро, и как часто буду писать… Но напишу — обещаю. Ты же знаешь — если я пообещал, то обязательно сделаю, да?

Она снова обняла его и прильнула головой к его голове:

— И все-таки… я была дурой! Надо было сразу… еще и Зиночку допустила до тебя… Еще тогда надо было… И ты — дурак! Зачем ты не настоял тогда, еще осенью?

— Я не знал еще… как ты ко мне относишься.

— Да? Я и сама тогда… еще не знала…

— Ну вот видишь?

— Как же глупо все вышло! Как же глупо! — она стискивала его за плечи, — Ну же! Поцелуй меня еще раз!

— Хорошо. И ты пойдешь, да?

— Да… пойду. Терпеть не могу все это… расставание. И себя — терпеть не могу! И тебя… дурака такого!

— Молодые люди! Поезд отправляется! Молодой человек, пройдите в вагон! — обратилась к ним проводница.

— Все, Кира! Все… все будет хорошо!

— Да? Ты обещаешь? Пообещай, ну же!

Косов стоял, глупо улыбаясь, и негромко:

— Я надеюсь…

Эпилог

Поезд шел, вагон покачивался. Косов лежал на верхней полке и старался заснуть. Его попутчиками оказалась семья — муж с женой, годами — ближе к сорока, и их дочь, девчушка лет четырнадцати-пятнадцати.

После того, как поезд тронулся от перрона, Иван, стоя в тамбуре вагона, снова закурил, и не желая того, пытался в перронной толчее высмотреть Киру. И даже, вроде бы, увидел ее платье, когда девушка заходила в вокзал. А может и не она?

— Молодой человек! Вы бы прошли в купе. Сколько же Вы курить тут будете? Не накручивайте себе нервы! — вполне сочувственно посоветовала ему проводница.

— Да, спасибо! Вы правы!

Прошел, познакомился с соседями. Хорошие, наверное, люди. Едут на КавМинВоды, по путевке. Муж-инженер, жена — домохозяйка, дочь — школьница, Ирочка. Последняя, наверное, увидев их расставание, смотрела на него восторженно.

— А это Ваша девушка, да? — улучив момент тихо спросила девчонка у Ивана.

— Кто ж знает? — вздохнув, улыбнулся он.

— То есть? — опешила юная поклонница «романтик».

— Жизнь… она по-всякому повернуться может…

Через пару часов, по приглашению главы семейства, Косов присоединился к ним за столом. Достал свою провизию, улыбнулся, вспомнив Ритку.

«Марго… Рыжая… Ритка… Хорошая она все же баба! Только… вредная! «Пшечка» — что с них взять!».

С папашей они «раздавили» беленькую.

— Ты это… Свою-то спрячь — пригодится еще! Давай вот моей отпробуем! — заявил ему инженер.

Супруга попутчика, выпив две маленькие рюмочки, от продолжения отказалась.

— А чего так, Иван? Ну зачем тебе эта… армейщина? Институт! Вот! Политехнический институт! И лучшего — не надо! А там… всю жизнь по гарнизонам… ать-два!

Выходили покурить. Василий Михайлович, как звали попутчика, продолжал агитировать Косова за сугубо гражданскую карьеру. Сославшись на усталость, Косов отпросился поспать. Не спалось. Ворочался на своей верхней полке, думал.