Герман Иванович Романов - Третий шанс (СИ)

на тот свет еще не торопился, хотя был готов отдать господу душу каждый день — тело бренно, как людская слава. Сына Алексея большевики расстреляли в двадцатом году, хотя никакой он не офицер, химический факультет окончил. Видимо за него самого, все же генерал, представитель «проклятого царизма», из ненавистных народу «бар», хотя дед его бывший крепостной — выслужился солдат в офицеры после войны 1812 года. Жена ушла, невестка с двумя маленькими внуками неизвестно где — унесло лихолетье гражданской войны всех его близких, как весенняя река в половодье льдины.

А друзей никогда не было — близь власти одни напасти, там нет друзей, а лишь интригующие союзники, и то временные. Да и сейчас не лучше — большевики власть то взяли, вот и НЭП ввели, народу облегченье сделали. Но стоило страну до основания разрушать, как в их «пролетарском» гимне поется — вот в чем вопрос.

Прав покойный Витте — тот еще интриган, но умен, в этом Сергею Юльевичу не откажешь. К этому печальному концу царизм и подошел, много чего издали за последнее время, даже самое секретное, что в архивах «вечно» хранить положено. Кое-что и он прочел из того, что в библиотеку пришло — любил книги с детства, вот и сейчас нашел себе занятие по душе в «избе-читальне». Правильное это дело людей грамоте учить — нельзя было свой народ в «темноте» держать.

Вот и поплатились…

— Занятий в школе сегодня не будет, так что пойду книжки с газетами выдавать — зимой народ за чтение принялся.

Усмехнулся — его часто спрашивали, хотя все знали, что бывший генерал. А у некоторых даже его фотографии были — хранили журналы, а там он часто встречались, как военным министром стал. Но ничего, относились с уважением — все же детей грамоте учил, да географии, которую хорошо знал, как офицер Генерального штаба, да и побывал в жизни в разных краях. Подошел к замерзшему окну — потер пальцем наледь на стекле.

Стояли крепкие морозы, детвора в школу не ходила, да и ему самому было тяжело давать уроки — все же два месяца с половиной осталось, и исполнится семьдесят семь лет.

Под пальцем проступила оттаявшая дырочка, и он заглянул в нее. В глаза ударила снежная белизна, и яркий свет, как тогда, в далеком четвертом году, когда ехал на санях через Байкал, торопясь в Маньчжурию — ведь началась война с японцами.

И тут солнце словно погасло, старик почувствовал, как внезапно подогнулись колени, и сразу же нахлынула темнота…

Таким он был на торжественном заседании Государственного Совета в 1901 году.

Часть первая

«ПРОКЛЯТИЕ КАССАНДРЫ» март-апрель 1904 г. Глава 1

Яркое солнце ослепило Алексея Николаевича, стоило ему открыть глаза. Надрывно болела голова, заслезились глаза, не в силах перенести ослепительную белизну бескрайнего ледяного поля. Но тут он увидел вагон — обычную теплушку, на бортах которой помещают надпись — «8 лошадей, 40 человек». В таких едут в далекую Маньчжурию мобилизованные сибиряки, которые сейчас с руганью толкают свой вагон по ледовой переправе, проложенную через огромное озеро, которое местные жители именуют «священным морем». И страшно представить, что под кибиткой сейчас полтора аршина льда, под которым ужасная бездна, глубиной на версту. Но жутким рассказам в провалившихся в полынью несчастных генерал не верил — гораздо больше людей гибнет просто оступившись. А всякую жуть нагоняют нестойкие духом люди, которым Байкал покажется сейчас самым тихим местом, но лишь после того как они побывают под ружейно-орудийным обстрелом.

— Сон какой-то дурной, ничего не помню, а голова болит, пробормотал про себя бывший военный министр, назначенный командовать Маньчжурской армией. Действительно, в затылке, будто маленькие молоточки колотились, и возникло ощущение, что вот так он уже переправлялся по льду через озеро, хотя такого быть не могло. А ведь Байкал сейчас и есть та «ахиллесова пята» русской армии, которой вскоре предстоит сразиться с японцами всеми силами. И все дело в том, что линия Транссиба упирается тут в озеро, через которые грузы и людей следует как-то переправить.

С мая по

--">