Герман Иванович Романов - Игра по своим правилам

И вот полдня в пути, за окошком вечереет, вокруг бескрайняя зеленая тайга раскинулась морем, деревеньки с редкими полустанками, где маячит одинокая фигурка жандарма. «Перепряжку» паровозов сделали в Зиме, где возвышалась водонапорная башня. «Подставы» им подготовили из лучших локомотивов на всех трехсотверстных перегонах — так что помчались с ветерком, перед ними был открыт путь — железнодорожное начальство всячески старалось пропихнуть литерный поезд вперед.

Ужин закончился — господа офицеры, генерал Флуг и адмирал Витгефт явились на него прихорошившись, правила общества соблюдались в пути даже более ревностно, чем в Дальнем или Порт-Артуре. А вот его пригласили остаться на беседу — княгиня тут же стала расспрашивать, интересуясь малейшими деталями идущей войны. И как то слово за словом, и видимо, он проговорился где-то, что моментально насторожило княгиню. И начался допрос с самой милой улыбкой, и в какой-то момент Алексей Николаевич осознал, что лучше все поведать самому, рассказать о «наваждении», понимая, что только честность позволит получить помощь от влиятельной княгини. Вот только не ожидал, что результат будет таковым — милая женщина ужаснулась такому будущему, и главное — ему полностью поверила.

— И как ты выжил в этом… ужасе?

— По грехам и награда, — генерал помрачнел, и нехотя ответил. — Каша и хлеб, квашеная капуста — на огороде сам ковырялся. Я ведь для крестьян помещик их бывший, не обижали, в избе-читальне уроки вел. Супруга меня давно оставила, сына Алексея большевики в двадцатом году расстреляли, хотя он химик, а никакой не царский офицер. Двое внуков с невесткой потерялись в лихолетье гражданской войны — так и не нашел их. Почему меня не казнили — не понимаю, ведь я для победивших большевиков приверженец «старого режима». Наблюдали постоянно, но и только…

— А ведь ты говоришь о том, как о пережитом времени, а не о наваждении, и как бы сам жил в столь устрашающем прошлом, которое ведь грядущее для нас всех. Не хотела бы — но поневоле поверишь, я ведь тебя давно знаю, а такого ужаса не придумаешь, в нем долго пожить надобно.

Княгиня говорила тихо, голос у нее чуть охрип, подсел как-то. Оживленное прежде лицо осунулось, искрящиеся глаза потухли, словно сама жизнь перестала играть всеми красками — наступило «хмурое утро», если так можно назвать то, что сейчас он видел. Сейчас они перешли на доверительное «ты», что иногда делали до войны — супруг Зинаиды Николаевны в таких случаях именовал их в шутку «заговорщиками».

— Я сам уже не знаю, и места себе не нахожу — вроде я там жил, чуть ли не каждый день «Смуты» могу вспомнить, даже что ел. И как в лицо плевали и прикладом по спине били. Не могло же это все за час просто так предвидеться, пока по льду Байкала возок ехал, а я задремал. Но ведь судьба «Петропавловска» и «Рюрика» отнюдь не случайна, и императрица скоро родит смертельно больного наследника, которого нарекут Алексеем. А ведь их потом всем семейством расстреляют — ужасную кончину все примут…

Генерал осекся, понимая, что подробности приводить не стоит. А он знал — встретился случайно в двадцать третьем году с очевидцем, тот даже похвалялся, что двух царевен штыком добил, в грудь втыкая — а из-под порванного платья жемчужины от ожерелья посыпались, спрятанные. И можно было подумать, что лжет этот негодяй, нет, кои какие детали указал, что явно свидетельствовали о сказанной правде. Пусть даже в нее поверить трудно, в здравом рассудке пребывая.

— А какая у нас судьба будет, ты не знаешь?

— Покинете Россию в восемнадцатом году, это все что до меня доходило — во Францию уедете, и сын Феликс с вами с супругой княгиней Ириной Александровной, дочерью великого князя Александра Михайловича…

— Так она еще ребенок, ей девять лет всего!

— Так перед войной с Германией повенчались, за полгода. Внучку тебе родила, тоже Ирину, а там меня командующим фронтом назначили.

— А старший мой сын Николай? Что ты глаза отводишь? С ним что-то случилось — большевики казнили?

— Нет, — обманывать княгиню ему не хотелось, но и правду говорить не стоило. Но все же нужно сказать, иначе доверия не будет.

— Видишь ли, твой Николай скоро влюбится в старшую дочь флигель-адъютанта графа Гейдена…