Владимир Игоревич Свержин - Фехтмейстер

подполковника светлую, под стать общему настроению, улыбку, изгоняя робость перед грядущей встречей.

Притаившиеся у обочины гимназисты в кургузых шинельках с радостным воплем «ура!» принялись забрасывать мчащийся экипаж заранее изготовленными снежками. Кто знает, с кем сражались они в своих мечтах, возбужденных цветными военными литографиями из журнала «Нива», но только ни хлопанье витого бича, ни суровый окрик возницы: «Ужо я вас!..» — не могли остановить их буйного веселья.

В январском воздухе неистребимый ничем висел смолистый запах недавнего Рождества с его веселыми шалостями, играми и ожиданием счастья. Святки подходили к концу. И стар, и млад валили на улицу, торопясь надышаться свежим воздухом в преддверии крещенских морозов. В этом году едва ли не всем грядущее счастье представлялось скорым и убедительным разгромом коварного врага, посмевшего нагло покуситься на землю братьев-славян, на землю родного Отечества. Как бравурно предвещали газеты, долгожданная победа уже совсем близка!

Платон Аристархович Лунев не верил самозваным оракулам, предсказывающим скорый разгром полчищ супостата, впрочем, и каким-либо иным прорицателям тоже не верил. Но сегодня он был вынужден согласиться с чернильной оравой торжествующих борзописцев. Вслед за детским «ура!» над Царским Селом отдаленным эхом ему слышалось другое — многотысячное слитное, сметающее врага с пути русских штыков…

Всего несколько дней тому назад самое кровопролитное за всю историю русско-турецких войн сражение под Сарыкамышем было завершено блистательной победой российского оружия. Для него, начальника контрразведки 2-го Туркестанского корпуса, во многом это была личная победа. И деяние сие, судя по нынешнему вызову государя, не ускользнуло от неусыпного отеческого взора Его Императорского Величества.

Чуть прикрыв глаза, подполковник Лунев глядел в серое небо и точно воочию ясно видел перед собой иное: лазурный небосвод Кавказа, исчерченный белыми зубцами горных вершин, и дым разрывов, змеями извивающийся между скал…

«Тпру-у-у!» — извозчик натянул вожжи. У ажурных чугунных ворот дворцовой ограды, близ непременной полосатой будки, перетаптывались с ноги на ногу часовые в шинелях лейб-гвардии Преображенского полка. Вызванный к воротам дежурный караульный начальник придирчиво оглядел царский рескрипт, удостоверился в его подлинности и, козырнув, велел степенному унтер-офицеру сопроводить его высокоблагородие во дворец.

Подполковник Лунев чуть заметно поежился, придерживая отброшенную ветром полу шинели, искренне надеясь, что это движение не заметно со стороны. Впервые ему предстояло увидеть государя столь близко. Платону Аристарховичу вдруг вспомнилось, как в далеком детстве у родительской елки, увешанной сластями и ватными ангелами, он, затаив дыхание, загадал побывать на рождественских празднествах у самого государя. Кто бы мог подумать, что его детской мечте суждено было сбыться в такой тяжелый для Отечества час?

Огромный тронный зал, облитый золотом, словно торт глазурью, производил впечатление тем более сказочное, что посредине его сейчас была установлена высоченная разнаряженная ель. Правда, совсем недавно Святейший Синод осудил нелепый обычай ставить в дому и украшать на Рождество хвойное дерево, как языческий, немецкий и рассейскому народу чуждый. Но, сказывали, Божий человек Григорий Распутин, прослышав о том, пожал только плечами и сказал: «Несуразицу удумали!» Этого было достаточно. К вящей радости великих княжон и наследника цесаревича, ель стояла, переливаясь цветными огоньками свеч, отраженных в расписных стеклянных шарах.

Ничего в этом сказочном зале не напоминало бы о войне, когда б не группа старших офицеров, смиренно дожидавшихся выхода императора. Одного из них Лунев знал по Академии Генерального штаба, еще с одним доводилось встречаться лет десять назад, в русско-японскую войну. Едва негромкий их разговор после обычного приветствия начал обретать легкость и почти душевность, суровый оклик дежурного флигель-адъютанта призвал господ офицеров приветствовать государя. Вытянувшись, как и все прочие, во фрунт, Лунев гаркнул слова приветствия и широко открытыми глазами уставился на вошедшего в огромную залу Николая II.

Если бы вдруг в этот миг здесь оказался чужеземец, прежде никогда не бывавший в России, он вряд ли бы уразумел с чего весь этот шум. Государь всея --">