Евгений Андреевич Колдаев - Патриот. Смута. Том 8 (СИ)

Кто-то поворачивал коней выше по течению. Кто-то ниже.

На это я и рассчитывал. Там были устроены ловушки.

— Знамя! — Заорал я, что есть мочи, ощущая нарастающий боевой задор.

Левый берег реки Лопасня. Походные колонны московского войска.

С самого утра Якоб испытывал какое-то давящее неприятное чувство. Ощущение надвигающейся неведомо откуда беды, раздражало, злило. Да и вообще — творящееся в походном строю и всем войске не давало ему покоя.

Вестовых опять не назначили.

Он подумывал отправить своих французов в дальние дозоры, но, обдумав ситуацию, решил не делать этого. Войско все отчетливее превращалось не в армию, а в толпу, сражающихся за место у трона. Каждый сотник и прочий офицер как могли, пытались льстить и выслуживаться на словах, а не на делах перед царевым братом. И если он — швед, начнет лезть в эти игры, пытаясь убедить Дмитрия делать то, что нужно с точки зрения воинской логики — то точно навлечет на себя гнев всех этих русских.

Из головы не выходил тот парень.

Совсем юный гонец от этого самозванца Игоря.

Его повесили на рассвете. Но. Это невероятно. Человек шел на казнь с улыбкой на лице. Ему не было страшно. Казалось, он приносит себя в жертву ради какого-то общего, великого дела. Его трясло, это было видно. Тело подверглось истязаниям, но дух оказался не сломлен. Что же так повлияло на него? Почему этот юноша не отступился, не сломался? Неужто он настолько верил в того человека, которому служил?

Когда парню дали последнее слово. Все же этой традицией русские палачи не пренебрегли, он выкрикнул.

— Жизнь за Царя!

Сердце закаленного в боях шведа сжималось, а в душе клокотало какое-то давно забытое чувство. Он не понимал этого юнца. Не мыслил, почему этот человек расстался с жизнью с улыбкой на лице. Силился разобраться, но не мог. Лишь осознавал, что все больше хочет говорить с этим Игорем Васильевичем, человеком, ради которого другие готовы жертвовать собой и идти на смерть, улыбаясь ей. Претерпевать муки. Такое казалось невероятным.

Походные колонны стали замедляться, что вывело его из размышлений.

Он вскинул голову, привстал на стременах.

Деревенька на двух сторонах реки, туда вливается все их воинство. Не по канонам военного ремесла, густо, плотно, превращаясь из колонн в настоящую массу — обычную толпу и коней. Голова обозов тоже уже была там. А он, находясь ближе к середине, наблюдал за происходящим.

Уже примерно тысяча авангарда переправилась на другой берег.

И, о чудо, казалось, они все же решили отправить вперед дозор.

Сердце его замерло. Место для засады было идеальное. Его нужно было разведать, изучить, двигаться только авангардом и только потом подтягивать колонны с обозом. Якоб вообще несколько раз говорил, что стоит отказаться от плотного движения. Нужно прикрывать обоз, а для этого дальше выдвигать авангард, а арьергарду приказать двигаться с приличным отставанием, чтобы не получилось так, что их возьмут в клещи и накроют сразу всех в плотных маршевых колоннах.

Дмитрий тогда посмотрел на него усталым взглядом и ответил.

— Мы идем по своей земле, швед. Здесь нам ничего не грозит.

Тогда Якоб только скрипнул зубами. А сейчас смотрел на правый берег речушки и молился, молился…

Над полем от леса на том берегу этой небольшой, но вполне хорошей для того, чтобы разделить силы реки разнесся звук одинокого горна. Протяжный, гулкий. И, чего уж там — пугающий.

Засада!

Делагарди слышал, как скрипнули его зубы. Вышло это как-то само собой. Злость накатила невероятной волной.

Он тут же начал раздавать приказы. Благо его пять тысяч составляли основу прикрытия обоза. Люди опытные и хорошо тренированные хватали с телег пики и аркебузы. Французы сами даже без команды начали перестраиваться.

Подъехал встревоженный Луи де Роуэн — полковник французской тысячи. Он шел совсем рядом.

— Указания?

Якуб уставился на него и видел в глазах злость.

Наплевательское отношение к разведке бесило не только самого Делагарди, но и его подчиненных. Все опытные офицеры понимали, что это откровенная дурость.

— Прикрывать обоз. — --">