Монтегю Родс Джеймс - Заклятие рунами

ответ ты уже прочла. Но ради Бога, никому об этом ничего не говори.

— Да уж, действительно не стоит. Но разве я когда-нибудь выбалтывала твои секреты? Ах, как мне хотелось бы надеяться, что этому Карсвеллу не удастся узнать, что рецензентом был мистер Даннинг, бедняга!

— Бедняга? Мистер Даннинг? Не понимаю, почему ты его так называешь; напротив, это вполне счастливый и обеспеченный человек. Масса увлечений, прекрасный уютный дом, занимается, чем хочет…

— Я всего лишь хотела сказать, что мне будет очень жаль, если этот Карсвелл все-таки что-то узнает…

— А, ну да, разумеется! Тогда Даннингу, пожалуй, действительно не позавидуешь.

В тот день секретарь с женой были приглашены на ланч к друзьям, которые были родом как раз из Уорика, так что жена секретаря уже решила, что осторожненько выведает что-нибудь о мистере Карсвелле. Впрочем, задавать наводящие вопросы не пришлось: хозяйка дома уже в самом начале разговора вдруг заметила, обращаясь к мужу:

— Знаешь, сегодня утром я видела этого «настоятеля» Лаффорда.

Хозяин присвистнул:

— Да неужели? Что же ему понадобилось в Лондоне?

— Господь его знает; я проезжала мимо Британского музея, а он как раз выходил из ворот.

Так что вопрос гостьи прозвучал вполне естественно: это действительно настоятель аббатства?

— Ну что вы, дорогая, он купил аббатство несколько лет назад, а настоящее его имя Карсвелл.

— Вы поддерживаете с ним отношения? — спросил секретарь, подмигнув жене.

Вопрос его буквально потонул в потоке бурных разъяснений. В общем-то, ничего особенного о Карсвелле сказать было нельзя, ибо никто толком не знал, чем он там, у себя в аббатстве, занимается, а слуги его были один отвратительнее другого. Он, вроде бы, изобрел какую-то собственную религию и совершал никому не ведомые отвратительные обряды; к тому же он был страшно обидчив и никогда никому ничего не прощал; и у него было поистине ужасное лицо (так утверждала хозяйка дома, ее муж колебался относительно подобной оценки). По словам обоих, Карсвелл не совершил ни одного доброго поступка, а его отношение к окружающим носило исключительно зловредный характер.

— Ну будь же хоть немного милостивее к бедняге, — прервал свою жену хозяин дома. — Ты что, забыла, как он старался развлечь детишек в местной школе?

— Ну как же, забыла! Впрочем, хорошо, что ты об этом упомянул: уже одна эта история достаточно его характеризует. Так вот, в самую первую зиму, когда этот «очаровательный» Карсвелл поселился в Лаффорде, он прислал настоятелю нашего прихода (настоятель, наш хороший знакомый, сам родом не из этих мест) письмо с предложением показать школьникам разные забавные картинки с помощью волшебного фонаря. Надо сказать, настоятель сначала был поражен, ибо мистер Карсвелл уже успел не раз продемонстрировать свое неприязненное отношение к детям, но потом предложение все-таки было принято, назначен день и час, и настоятель сам отправился в школу убедиться в том, что все идет хорошо.

Начал Карсвелл с относительно невинных картинок. На одной из них, например, была Красная Шапочка, однако, по словам настоятеля Фаррера, рядом с ней был настолько ужасный волк, что некоторых младших школьников пришлось увести. Кроме того, Карсвелл, рассказывая сказку, с удивительным мастерством подвывал по-волчьи, и это было самое отвратительное, что наш друг когда-либо слышал. Все снимки, по его словам, были сделаны просто великолепно, абсолютно реалистично, и совершенно непонятно, каким образом Карсвеллу удалось получить изображения такого качества. Итак, показ продолжался, одна сказка сменяла другую, и каждая последующая оказывалась чуточку страшнее предыдущей; дети, совершенно завороженные, хранили полное молчание. Под конец Карсвелл показал серию картинок про мальчика, идущего вечером по парку в Лаффорде. Любому ребенку в комнате были хорошо знакомы эти аллеи. Так вот, за несчастным мальчишкой гналось — и потом настигало его — какое-то кошмарное прыгающее существо в белом одеянии. Эта тварь то ли разрывала мальчика на куски, то ли еще каким-то ужасным способом убивала его. Преследуя свою жертву, чудовище сначала кралось за деревьями почти невидимое, затем постепенно приобретало все более зримые очертания… Настоятель Фаррер сказал, что в результате в ту ночь ему приснился один из самых страшных в его жизни кошмаров; сон этот он запомнил навсегда. Что уж тут говорить о потрясении, --">