Артур Ллевелин Мейчен - Сокровенный свет

нежные части фазана! Я был полностью поглощен мыслью о необъятности и сложности Лондона. Париж можно изучить досконально — надо только не пожалеть времени, но Лондон всегда остается загадкой. В Париже можно смело сказать: «Здесь живут актрисы, здесь — цыгане, а здесь — политики», но в Лондоне все иначе. Вы можете назвать какую-нибудь улицу обиталищем прачек и будете вполне правы, но при этом останетесь в неведении того, что под крышей одного из домов притаился человек, изучающий магию халдеев, а в мансарде напротив обитает всеми заброшенный, умирающий с голоду художник.

— Дайсон, я был не прав относительно вас! Вы ничуть не изменились и, по-видимому, уже никогда не изменитесь, — заметил Солсбери, смакуя свое кьянти. — Как всегда, вас увлекает ваше буйное воображение: загадка Лондона существует только в ваших грезах. Вот уж поистине скучный город! Здесь даже не бывает тех по-настоящему артистичных преступлений, которыми изобилует Париж!

— Налейте-ка мне немного вина. Спасибо. Ошибаетесь, дорогой, сильно ошибаетесь. Как раз по части преступлений Лондону стыдиться нечего. Агамемнонов у нас достаточно — не хватает Гомера. «Carent quia vate sacro»^[1], как справедливо заметил Гораций.

— Я еще помню эту цитату. Тем не менее, я не совсем понял, что вы хотите этим сказать.

— Попросту говоря, в Лондоне нет ни одного писателя, который бы целиком посвятил себя преступлениям. Наши репортеры — просто глупцы. Их отчеты способны только испортить все впечатление. Их представление об ужасе и о том, что вызывает в человеке ужас, просто смехотворно: их интересует только кровь, вульгарная ярко-красная жидкость. Когда им удается ее заполучить, они накладывают ее жирными мазками на бумагу и думают, что вышла потрясающая статья. Идиотизм. К сожалению, их привлекает как раз самое заурядное, животное убийство, и обычно они только об этом и пишут. Вам доводилось что-нибудь слышать о харлесденском деле?

— Нет. Во всяком случае, не припоминаю ничего подобного.

— Вот именно. А ведь это чрезвычайно занятная история. Я расскажу ее вам, пока мы будем пить кофе. Как вам известно — хотя, возможно, вы как раз и не знаете этого — Харлесден является одним из дальних пригородов Лондона. Он совсем не похож на старые, густо заселенные пригороды вроде Норвуда или Хэмпстеда. Он отличается от них так же сильно, как оба они отличаются друг от друга. В Хэмпстед люди едут по большей части из-за просторных коттеджей, этаких домиков в китайском стиле с тремя акрами земли и сосновой рощей, хотя в последнее время там появились и художники, а в Норвуде селятся преуспевающие буржуа, привлеченные тем, что их дом окажется «возле самого Дворца»^[2] (правда, через полгода от этого самого Дворца их уже тошнит). У Харлесдена нет столь ярко выраженного лица, так как это совсем новый пригород. Ряды красных кирпичных домов, ряды белых каменных домов, ряды нежно-зеленых «венецианских» домов, и вычищенные дорожки перед каждым домом, и у каждого маленький задний двор, который тамошние обитатели именуют садом. Ну, еще пара чахлых магазинчиков. Вроде бы и все — но едва ты решил, что запомнил физиономию этого поселка, как вдруг она начинает расплываться у тебя перед глазами.

— Какого черта вы хотите этим сказать? Можно подумать, что дома рушатся, стоит только на них взглянуть!

— Ну, не совсем так. Исчезает некая цельность, сама идея Харлесдена. Улица сворачивает и превращается в тихую лужайку, дома — в буковую рощу, «садики» — в зеленеющий луг, и ты мгновенно переходишь из городского пейзажа в деревенский. Здесь нет ни полутонов, характерных для маленьких провинциальных городов, ни постепенного перехода к лужайкам и большим садам, заставляющим дома слегка расступиться. Все происходит в одно мгновение, бац — и словно отрезало! Населяющие этот пригород люди в основном работают в Сити. Я видел их пару раз в переполненных автобусах. И все же даже посреди полуночной пустыни человек чувствует себя не таким одиноким, как в ясный полдень посреди этого квартала. Настоящий город мертвых: повсюду одни раскаленные, опустевшие улицы. Бредешь по ним и вдруг понимаешь, что это тоже Лондон. Так вот, два или три года тому назад в этих местах поселился некий врач, повесивший свою красную лампу и медную табличку в самом конце одной из этих чистеньких улиц, сразу же за его домом начинались уходившие на север поля. Не знаю, почему он выбрал это не слишком-то бойкое место --">