Томас Лиготти - Забытое сумеречное искусство

совершенных сумерек

Я был все еще возбужден, когда сумерки спустились ко мне. Я просто был обязан выйти, у меня не было выбора. Выйдя из дома, двинулся в сторону озера, и стоял на склоне с жесткой травой, ведущем к нему. Я держал руки в карманах, и только раз вынул их, чтобы протереть сонные глаза.

И часа не прошло, как мне пришлось задуматься о возвращении домой. Было уже темно. Я не запоминаю свои вечерние хождения в сумерках. Сумерки не волнуют показные финалы. Там не было никаких звезд, их скрыли тучи закрывшие небо. Они начали отправлять первые капли дождя. Гром пробормотал выше, и я был вынужден вернуться домой, в очередной раз обманутый ночью.

Зайдя в холл я крикнул: "Тетя Т.? Ропс? Джеральд? Мистер Дюваль? Мадам?". Молчание. Где они? — задался я вопросом. Они не могли еще лечь спать. Я проверил несколько комнат, но не нашел ни единой души. Пыль покрывала все поверхности. Куда делась прислуга? Наконец, я открыл двойные двери в столовую. Быть может, я опоздал на ужин устроенный тетушкой в четь новоприбывшей семьи?

Оказалось так. Но если тетушке удавалось познать запретный вкус плоти и крови, то это никаким образом не было связано с ветвями и теплым соком с дерева жизни. Здесь же я обнаружил остатки такого праздника. Это было разорванное тело тетушки, насколько я мог понять, кинув взгляд на торчащие белесые кости. "Ропс! Джеральд!" — закричал я. Я не знал, что слуг больше нет в доме, и был один.

Не совсем один конечно. Скоро это стало очевидно для моего сумеречного мозга. Меня окружала компания из пяти черных форм, которые сначала прятались на стенах и вскоре начали перемещаться вдоль их поверхностей. Одна из них отделилась и приблизилась ко мне, и я почувствовал холод, когда в ужасе попытался смести ее с пути, пройдя прямо сквозь нее. Другая отслоилась от двери, у которой она висела сверху вниз. Третья оставила побледневший шрам на обоях, за которые она цеплялась как черепаха, когда присоединилась к атаке.

Они разом прыгнули на меня, взмахнув руками я выбежал из комнаты. Они незримо следовали за мной, когда я бежал сквозь прихожие и комнаты. В конце концов, я оказался в небольшой пыльной комнате, в которой не был много лет. Цветные животные резвились на стенах — синие медведи и желтые кролики. Миниатюрная мебель была задрапирована седыми листами. Я спрятался под крошечной кроваткой с ручками из слоновой кости. Но они нашли меня и закрыли пути к отступлению.

Их гнал не голод, ведь им уже довелось попировать. Их не вела бешеная жажда крови, ибо они были осторожными и методичными. Это было воссоединение семьи, сентиментальный сбор. Теперь я понял, как Дювали могли позволить себе не быть предвзятыми. Они были хуже, чем я — метис. Гибриды, мулаты души. Ни теплой человеческой крови, ни дьявольской злобы. Но они — те кто пришел из Экс — происходили из породистой семьи.

И они осушили мое тело насухо.

Когда я пришел в себя, было еще темно, и в горле было много пыли. Не пыль на самом деле, но странная сухость, которую я прежде не испытывал. Кроме этого я чувствовал еще кое-что новое — голод. Внутри меня будто поселилась пропасть, великая пропасть, которая требовала океаны крови. Я был одним из них, возродился в голодной смерти. Все что я считал невозможным — богохульное желание сбежать от жизни и смерти — оказалось возможным. Хищная тварь. Зверь, мучимый голодом. Андре из кладбища.

Они выпили меня через пять отдельных фонтанов. Но раны едва зажили, когда я проснулся благодаря чудесной способности мертвых к возрождению. На верхних этажах было темно, поэтому спустился вниз — к свету. Когда я спустился по лестнице, то увидел, что они ждут встречи со мной, молча стоя на черных и белых квадратах. Папа — царь, мама — королева, мальчик — конь, девочка — темная пешка, озлобленная девушка — ладья. И теперь у них был мой дом, моя крепость — последняя фигура на их стороне. У меня не было ничего.

"Дьяволы!" — закричал я, сильно нагнувшись над лестницей. "Дьяволы!" — повторил я, но продолжали бесстрастно смотреть на меня, не обращая внимания на мои эмоции. "Diables,"- выкрикнул я на странном, отвратительном языке.

Французский не был их родным языком, как я понял, услыхав их речь. Я закрыл уши, стараясь заглушить их голоса. Язык был их собственным, отлично подходящим для мертвого речевого аппарата. Слова произносились

--">