Рэт Джеймс Уайт - Спермосочащаяся

единственной девушкой, которую я когда-либо любил. То, что я испытывал к ней, не передать словами, это превосходило жизнь… и смерть. Я ненавидел все в этом мире, до того дня пока я не встретил ее, но однажды мир для меня вновь стал некрополем, когда она сказала, что бросает меня ради моего лучшего друга. Я не винил ее. Она стала жертвой обмана, и теперь, после смерти она поняла, что совершила ошибку. Но я буду ненавидеть Пола вечно.

Минуло много лет с тех пор как я сделал первый разрез. Пол по-прежнему кричит каждый раз. Уже на так как раньше, но все же. Каждый раз, когда я развлекаюсь с его женой и дочерью, я вижу, что его дух все еще не до конца сломлен. Он до сих пор уверен, что в конце концов умрет. Он думает, что я тоже умру. Он пока не в курсе, что я тоже выпил зелье. Он понятия не имеет, как давно прикован в моем подвале. Мне сейчас 186 лет, и моя ненависть не ослабевает. Я все еще думаю о Кристине. Я представляю ее улыбку, слышу ее смех, и чувствую ее поцелуи на моих губах. Я вижу, как она лежат в гробу с заполненным глиной затылком, чтобы залатать дыру в пробитом черепе. Таксидермист сделал большую работу. Но я все равно знаю, что случилось с ее несчастным телом и душой.

Я до сих пор помню тот день, когда я ворвался в загородный дом Пола и направил дробовик ему в лицо, тот самый дробовик, которым Кристи убила себя. Он был так удивлен, так напуган, и так раскаивался. Я помню, как он умолял сохранить им жизнь, когда я загнал его вместе с семьей в мой фургон и отвез в маленький дом в пустыне Невада, прямо у подножия горы Чарльстаун. Страх в его глазах, когда я заставил их спуститься в подвал и приковать друг друга, и я помню, как он пытался торговаться со мной. Как он совершил большую ошибку, сказав, что Кристина никогда не любила меня, как она рассказывала ему о моих жалких попытках заняться с ней любовью и они вместе смеялись над моим физическим недостатком. Как он пытался забрать свои слова назад, когда я сорвал одежду с его довольно молоденькой дочери и показал, насколько мощный у меня стояк.

Мои самые теплые воспоминания — это конечно его боль. Пышный тенор криков, как я его срезал кожу с его сморщенного члена, заполнил и смазал с обеих сторон презерватив финалгоном (обезболивающее - прим. пер.), надел на его обрубок, а затем заставил жену как следует выебать его своей хлюпающей пиздой. Они оба выли. Но я запретил им останавливаться, пока они не пришли к мысли, что лучше будет повиноваться, нежели ставить под угрозу жизнь своего единственного ребенка… Кровь текла из их переплетенных бедер мощным потоком, когда они жестко насиловали друг другу.

Я помню, какая сочная тоска сочилась из его глаз в тот день, когда я прибил его мошонку к полу, а затем разрезал ее, чтобы удалить яички. Я связал их вмести и повесил на шнурок ему на шею, где они болтались в течение нескольких дней, пока он не стал настолько голоден, что съел их.

Я помню, как последние остатки надежды покидают его глаза, когда я заливал серную кислоту в его задний проход, и загонял деревянные шипы под ногти. Его сфинктер сжался, как я запихнул туда огромный фаллоимитатор, разрывая внутренние органы. Даже удивительно, но его бескожий член встал на мгновение, перед тем как я поднес к нему горелку и превратил в почерневший пенек.

Я смотрю на Пола сейчас, на эту гнойную масса, на обугленное, измельченное, в синяках и побоям мясо, едва узнавая в этой куче человека, и смеюсь. Он думал, что никогда больше не увидит меня снова после того как он рассмеялся мне в лицо, когда я застал его и Кристи в школьной душевой. Он думал, что я уползу и спрячу свою голову в песок. Но я нашел способ сделать ему настолько больно, сколь больно мне было в тот злосчастный день.

Я планирую жить вечно, как его мучитель и палач. Я рыскаю по телу Пола, чтобы найти последний сантиметр целой плоти и сжать его плоскогубцами, пока он не издаст небольшой стон. Он считает, что уже нет ничего более кошмарного, что я могу с ним сотворить. Он, конечно, ошибается. Я иду в комнату и возвращаюсь с зеркалом. Мой дружок твердеет, когда его полный животного ужаса крик заполняет пространство.

Никто и никогда не может быть полностью застрахован от возмездия. И пока есть возможность причинить ему еще больше страданий, я никогда не перестану делать ему больно.

перевод: неизвестен