(Дрюха Дрон) - Беглецы во Тьме (СИ)

забытыми, поверьте, нас уже забыли. Сбежав, мы начнём новую жизнь, или продолжим старую — решать каждому. Но никто из нас больше не исчезнет. Я даю слово. Поверьте в меня, если не можете поверить в себя, в свои силы.

— Что толку-то болтать? — зевнул третий. — Давай уже, веди, раз уже взял на себя ответственность за наши жизни. Давай веди, факел прогорает.

Шум эхом проносился в неизвестности. Тьма протягивала руки к каждому из беглецов, каждый нумерованный чувствовал её дыхание, однако она не заберёт, пока последняя искорка, последняя тлеющая щепка не угаснет. Факел пылал, пылала и надежда беглецов.

Тьма не забирала всех. Она медленно стирала людские жизни поодиночке, никто прежде не выбирался из её крепких лап. Они бежали по порядку — первый, вторая, двенадцатый… Юноша, что лишь недавно узнал жизнь, получил посмертный приговор. Быть стёртым. Словно ластиком. Лишь маленький огонёк Первого грел его душу, придавая сил дальше и дальше нестись за ним. Страх. Отчаяние. Холод. Чувства горя окутывали его тело паутиной осознания своего ничтожества. Зачем? Что тот полицейский сделал ему? Почему он спустил курок? Что он тогда чувствовал? Радость? Боль? Увы, он позабыл эти моменты словно в кошмарном сне, дабы вернуться к кошмарной действительности.

Факел угасал. Первый тщетно пытался поддерживать его скудный огонёк. Он пытался раздуть его сильнее, однако страх потушить его сковывал его тело.

— Чёрт! — завопил он…

Тьма подбиралась всё ближе к беглецам. Она окутывала их мягкими объятьями, пытаясь провести их из этого мира. Последний факел вспыхнул ярким пламенем перед лицами беглецов. Последний. Двенадцатый. Лица… пятеро. Первый, вторая, пятый, восьмая, двенадцатый. Третий, кажись, хороший рассудительный мужик, малость молчаливый, и девятая, наверно, грубая девка, что постоянно искала ссоры с кем-то. Не было никого. Никакой девятой не существует, и не существовало. Им казалось так. Но каждый осознавал, что это лишь ложь.

Шаги застывали в пустоте. Остались неизменными лишь решимость первого, надежда второй, да их боевой строй… Первый, вторая, пятый, восьмая, двенадцатый… Слёзы текли из глаз восьмёрочки, пятый скрежетал зубами от ярости, двенадцатый притих, запутавшись в мыслях. Они пробегали вдоль линии своей жизни, вспоминая взлёты и падения, успехи и провалы, и столь глупые причины, по которым оказались здесь. Мечты, желания. Стремления, неудачи, пороки. Всё стиралось, сливаясь в однотонный поток сознания, они бежали наперегонки со смертью, столь быстро, как позволяли им ноги, столь стремительно, как позволяла их вера в Первого, в тот единственный лучик надежды, что вёл их на свободу…

Первый нёс тлеющий факел к выходу. Он надеялся, что это был не мираж. Маленький пучок света пробивался откуда-то издалека, он ясно видел его, он начал различать сужающиеся стены, каменный потолок, что скоро подопрёт их головы. Факел погас, однако вера в первого вновь зажгла их угасшие души, все пятеро ясно видели выход, что был так далеко, но он был…

— Время вышло… — эхом пронеслось по пещере Тьмы. — Бегите, мои кролики, вам всё равно не убежать — засмеялась она.

Силы кончались, однако пятёрка беглецов выжимала из себя их остатки на последний рывок, они бежали, не оглядываясь, с зажжёнными глазами, с адреналином в крови. Что-то упало позади первого, вторая тоже не обернулась, послышался душераздирающий крик. Двенадцатый, извиняясь, перепрыгнул через подскользнувшегося пятого и споткувшейся о него восьмой, оставив их позади, в пустоте. Он точно знал, что будет слышать этот вопль восьмой в кошмарах. Он пытался нагнать первого со второй, что так рьяно рвались вперёд, к новой жизни, пытаясь укрыться от вездесущей Тьмы. Сердце юноши колотилось и он, задыхаясь, понемногу нагонял своих спасителей. Они бежали к лучу света, видя отчётливо стены, потолок, лица друг друга, чувствуя мягкое дыхание Тьмы. Первый, развернувшись, остановился. Он принял решение, кое мог принять лишь настоящий мужчина. Он надеялся, что его простят за все его злодеяния. Вторая пронеслась рядом, прошептав «спасибо», двенадцатый и вовсе не понял, что творит первый, однако не перестал бежать туда, ближе к свету.

— Слушай меня! — заорал Первый, дабы его услышали остальные. — Я многих убил, и это — моё наказание, — кричал он, зажигая спичку, коя

--">