Карл Ганс Штробль - Автомат Хорнека

мосты соединительных коридоров, будто переброшенные от одного здания к другому. Потом он посматривал вдаль, на кроны деревьев в долине, где хижины крестьян благоговейно вжимались в лесной массив. Только одно удручало графа в этой картине, которая преломлялась в его сознании под воздействием новой охватившей его страсти. Этот замок был слишком нов, и слишком слаб в нем был дух прошлого. Каждый угол, каждая стена выглядели идеально. На крыше посверкивала, отливая красным, новенькая, будто вчера выложенная черепица. На стенах белела свежая штукатурка, а окна были неправдоподобно прозрачны. Все ведь должно быть иначе. С грустной миной умирающего граф вызвал к себе кастеляна и поделился с ним своими мыслями. Тот, в свою очередь, рассыпался в извинениях и пообещал все исправить. И уже на следующий день, пока граф возился в библиотеке, выбрасывая все современные книги (только фолианты пятнадцатого и шестнадцатого веков имели право остаться), в замке снова появились рабочие.

Они торопливо избавлялись от малейшего признака нового времени. Сначала был разведен огромный костер. Дым от него осел на стены, и белая штукатурка стала черной. Жар подпалил оконные рамы, а стекла помутнели. Потом с помощью золы и смолы со всем художественным вкусом повсюду были нанесены пятна старины. В то же самое время другие рабочие забивали землей каждый желобок и трещинку на крыше и сыпали туда семена различных трав. И уже через несколько дней зеленое покрывало легло на черепицу, спрятав ее неприглядное сияние.

Но граф все еще был недоволен. Прямо под его спальней располагалась темница, оснащенная всеми ужасами ночного одиночества. Ее промозглая сырость надежно удерживалась стенами фундамента. Господа, во времена которых граф так жаждал перенестись, умерщвляли там своих пойманных врагов и взбунтовавшихся крестьян. Когда-то их крики, стоны и проклятья заполняли собой все пространство темницы и впитывались в ее стены, которые и сейчас хранили память отчаянного плача давно умерших. Хрип толстой, изъеденной ржавчиной цепи, теперь висящей без дела, зарождал в голове палача каждый раз еще более изощренные идеи. Заглушаемые массивными, почти не пропускающими звук камнями потолка в темнице, крики долетали до уха господина едва слышно, не беспокоя его сон, но принося приятное чувство своего могущества и удовлетворенной мести.

Иоганн граф фон Ройтерсган тоже хотел испытать наслаждение беспощадной жестокости. Но было довольно сложно найти людей, готовых спуститься в подземелье для утех господина. И уже нельзя было как раньше просто взять и посадить строптивого крестьянина на цепь. После отмены крепостного права эти оборванцы в грязных рубахах из грубого сукна полностью осознали себя людьми. Это было довольно неприятно, но выход из положения никак не предвиделся.

Граф нашел одного бродягу, который после долгих уговоров согласился провести в темнице три дня за щедрое вознаграждение. Но уже через шесть часов он стал так пронзительно кричать и молить о пощаде, что его пришлось выпустить. Он сразу убежал, не дожидаясь даже заслуженной доли обещанного вознаграждения. Раздражение и гнев графа росли с каждым днем. Его дурное настроение уже внушало опасения. Старый Непомук нашел довольно странное решение.

В те дни искусство механики переживало очередной прорыв, вобравший в себя и чудесные открытия древности, и удивительные изобретения Средневековья. Но вместе с тем это было нечто новаторское, затмевающее собой все, что создавалось ранее. В Брюнне жил тогда один хороший мастер, подлинный гений этого забытого искусства. Его механические фигуры работали с предельной точностью, при этом без видимого принуждения, совершенно естественно, будто живые. Потому в один прекрасный день посыльный из замка отправился за Мейстером Примитивусом Хольцбёхером. Немного поколебавшись, мастер сел в коляску и поехал в замок Хорнек.

Господин граф встретил его в уютном зале. В камине потрескивали большие благоухающие пихтовые поленья. Мастер ни капли не смутился, когда граф предложил ему глоток крепкого вина. После он узнал о желании графа — чтобы он создал механического человека, который сможет двигаться и будет рваться с цепи как живой, когда его запрут в подземелье. Граф говорил горячо и взволнованно. Мастер же долго не проронял ни слова, только смотрел по сторонам, а иногда выглядывал в окно, где холмистая дорога, покрытая снегом, --">