Денис Витальевич Килесов - Вместо лиц противогазы

теперь она будет со мной везде. Осознание этого пришло так же спокойно, как и то, что я больше не сниму противогаз со своего лица. Вернее сказать, именно он и стал теперь моим настоящим лицом. Все было так, как и должно было быть. Прикоснувшись к бетону, я пошел вперед и беспрепятственно прошел сквозь стену, оказавшись в коридоре. Я вдруг явственно увидел миллионы этажей и жилых отсеков. Бетонные стены Гигахруща больше не сдерживали меня. Я увидел затянутые фиолетовым дымом коридоры и роты ликвидаторов, заливающих напалмом все, что напоминало им Последствия. А еще я увидел Хранилище. Находящееся в сотнях километров от меня, оно сияло светочем знаний, сосредоточенных в нем. Я невольно залюбовался этим светом, не в силах оторвать взгляда и описать его. Отныне я понял, что хочу лишь одного. Чтобы этот свет никогда не угас.

Повсюду, сквозь этажи, коридоры и гермодвери, в Гигахруще горели огни поменьше. В отдельных жилых отсеках и НИИ блестели осколки цивилизации, которые мне нужно было собрать. Физики, математики, писатели, поэты и художники жили не с позволения Хруща, а вопреки ему. Они жили, а не выживали. Творили и созидали, пока остальные лишь переваривались в этом бесконечном и великом бетонном мешке. Но и они рано или поздно угаснут, унеся в безвременье свои труды. Я почувствовал, что обязан сделать все, чтобы не допустить этого.

Вдруг на мое плечо опустилась чья-то рука. Я обернулся. Фигура человека источала яркий белый свет. Я еще не привык к особенности своего нового зрения. Сотканный из света человек заговорил. И только тогда я узнал его.

– Вот теперь я вижу, что ты знаешь, куда хочешь пойти. И подсказка моя тебе уже не нужна, – дружелюбно сказал Путник.

– Но какой ценой? Теперь я не человек.

– Я же вижу, что тебя совершенно не гнетет осознание этого факта. Ты его уже принял. А насчет того, человек ли ты… Я прошел через тысячи этажей. И настоящих людей на них было куда меньше, чем мы привыкли видеть.

– То есть нас все еще можно назвать людьми?

– Иногда даже в большей мере, чем остальных. Погоди, а есть и другие? Я имею в виду, что ни разу еще не встречал тех, кто ходит сквозь стены и оставляет за собой след из Последствий.

– Да, нас много. Я еще не знаю этого наверняка, но явственно чувствую. У нас нет имен и человеческого прошлого. Вместо них клички и великая цель. А вместо лиц – противогазы.

– Хм, занятно. Такого я еще не слышал. Что же у вас за цель такая?

– Не дать свету знаний потухнуть. Собирать достижения людей по фрагментам. А когда мир окончательно покатится ко всем чертям, вернуть людей на пьедестал разума.

– А-а, Большая Перестройка, наслышан. Что же, звучит благородно. И как же вас называть?

– Понятия не имею.

– Может, противогазеры? По маскам, которыми вы, как я понял, заменили свои лица.

– Слишком длинно.

– А если… Точно, газеры! Достаточно емко.

– Годится.

– А как теперь называть конкретно тебя?

Я задумался. Мое прошлое стремительно растворялась в сознании за ненадобностью. Наверное, у меня когда-то были родители, давшие мне имя. Я этого не помнил. Друзья… А были ли они в моей жизни? Вопрос, на который теперь нет ответа. Лишь один образ все еще оставался в моем обновленном мозгу. Я в лабораторном халате, химический реактор и стены НИИ. Это было единственное, что я помнил о себе. Единственное, что было менее бесполезным в моей прошлой жизни, чем все остальное.

– Химик. Зовите меня Химиком.

– Ну что же, Химик, тогда, до встречи! Мой путь еще не закончен, а твой лишь начинается. Надеюсь, мы еще не раз встретимся. Теперь же пора идти, приближается Самосбор.

– Хорошей дороги, Путник!

Я развернулся и быстрым шагом пошел прочь. Взяв курс на тусклый далекий блеск неизвестного НИИ, я пошел сквозь стены, этажи и стальные гермодвери. И отныне ничто не способно было меня сдержать.

На моих ногах тяжелые берцы. Дыхание рвется через противогаз. Я иду сквозь бесконечный бетонный лабиринт, а мои следы заметает Самосбор. Теперь я – часть этого гнетущего панельного Лимба, перемалывающего людей в вонючую слизь. Все мы здесь лишь отстрелянные гильзы, разбросанные по коридорам. Опустошенные оболочки, смятые тяжелыми сапогами ликвидаторов. Наша лучшая участь – медленно ржаветь на грязном бетоне. Доживать вечность без всякого смысла и надежды. Но, хоть с безысходностью нашего мира бороться так же бесполезно, как и с Самосбором, мы, черт возьми, попытаемся.

Я попытаюсь.

--">